Федерико прислонился спиной к парапету сада на крыше, небрежно покачивая в руках полупустую бутылку. Он должен был встретиться здесь с информатором, но вор так и не появился. В этом нет ничего необычного - воры приходят и уходят по воле судьбы, хорошей или плохой, и это не первый раз, когда его оставляют на крыше.

Однако это случается все чаще и чаще, а Федерико нравился этот парень. Бьяджино - обманщик и лжец, едва ли лучший вор города, но он забавен, если выпить с ним пару стаканчиков, и отличный источник сплетен. Нет ничего лучше, чем склонный к сплетням вор, когда вы пытаетесь управлять информационной сетью - при условии, что вы знаете, как не дать ему никаких сплетен, которые вы не хотели бы распространять.

Проблема с ними в том, что они почти никогда не живут долго - а в последнее время...

Федерико прислонился спиной к боковой стене сада и вздохнул. Уже в третий раз за неделю его подставляет информатор. Сначала это была куртизанка, которую потом нашли мертвой. Затем наемник, который внезапно передумал сотрудничать с ассасинами. А теперь еще и вор? Это нехорошо. В городе что-то происходит - это видно даже слепому. Что-то нарушает привычный статус-кво, и ему это очень не нравится. Это даже беспокоит отца, что еще хуже.

Ночь на улице прекрасна, если не сказать больше. Над крышами Флоренции светит почти полная луна, а на улицах города стелется тонкий туман - из-за него кажется, что крыши парят над серым океаном, светящимся в лунном свете. И ни малейшего дуновения ветра - если бы не шумная драка в таверне внизу и не радостное супружеское веселье молодой пары в одной из комнат таверны, было бы совсем тихо.

Сложно выбрать лучшую ночь, для ожидания, размышляет Федерико и откупоривает бутылку вина. Он намеревался отдать ее Бьяджино в качестве дополнительной награды, сверх обычной суммы флоринов, но поскольку вора нигде не видно...

Раздается стук шагов по черепице, и Федерико поворачивает голову как раз вовремя, чтобы увидеть тень, бесшумно перебегающую по веревке, соединявшей крышу таверны с кузницей на другой стороне улицы. Красная туника, выцветшие синие панталоны - Бьяджино.

"Осталось на меня?" - спрашивает вор, спрыгивая на плоскую площадку, где был разбит сад. "У меня сушняк!"

"Кто не успел, тот опаздал", - отвечает Федерико и заталкивает пробку обратно в бутылку. "Неприятности?"

"Ничего такого, с чем бы я не справился. Какие-то ублюдки из Пацци издевались над мальчишками - мы их приструнили", - свирепо ухмыляется Бьяджино и приседает рядом с ним. На щеке у него новый синяк. "Ну же, молодой господин, я умираю от жажды. Дай сюда".

"Только если у тебя есть что-то для меня", - говорит Федерико и протягивает бутылку. "Давай послушаем".

Бьяджино театрально дуется на него, но затем начинает рассказывать последние сплетни среди воров. В основном речь идет о их целях - толстяках и разодетых женщинах с еще более внушительными кошельками. Есть и те, кто стал слишком опасен для флорентийских воров - Пацци, без удивления обнаруживает Федерико, поднимаются все выше в этом списке. Они усиливают охрану своего палаццо, рассылают по городу своих лакеев и вообще создают неудобства. Все это, конечно, не новость, но... похоже, они набирают темп.

Как будто они знают, что что-то грядет, - мрачно думает Федерико. "И это делают только Пацци?" спрашивает Федерико. "Кто-нибудь еще пополняет свой домашний персонал новыми мечами?"

"Только Пацци и их подхалимы", - говорит Бьяджино. "Есть еще Барончелли, он нанял новых охранников в свой дом, но это все".

Федерико медленно кивает. Банкир нанимает новых охранников - это не так уж странно, но в свете всего остального... "Спасибо, Бьяджино", - говорит он. "Ты можешь следить за ситуацией, не собираются ли они нанять еще людей?"

"Да, пока вы платите. Время, которое я трачу на поиски, я не трачу на воровство, а человек должен зарабатывать на жизнь", - говорит Бьяджино и многозначительно протягивает руку. "Кстати, об этом".

"У тебя больше ничего нет?" подозрительно спрашивает Федерико - он не станет платить, пока не убедится, что вытянул из этого человека все. Однажды он совершил ошибку, заплатив Бьяджино раньше времени, и в итоге заплатил ему дважды. Он не собирается повторять.

Бьяджино усмехается и откидывается назад. "А вот это, - говорит он и достает из-под туники сложенный лист бумаги, не запечатанный и внешне не помеченный. "Срочно доставить в Аудиторе".

"У вас было послание, но вы не показали его?" резко спрашивает Федерико.

"Дела есть дела", - подмигивая, говорит Бьяджино и зажимает письмо между указательным и средним пальцами. "И сколько же оно по Вашему стоит?"

Воры. Федерико подавляет желание закатить глаза и наклоняет бутылку. "Торгуешься?"

"Федерико", - произносит Бьяджино, растягивая последний слог с насмешливой грустью. "Ты можешь лучше, друг мой".

Федерико вздыхает и достает из-под дублета мешочек с деньгами. Внимательно следя за выражением лица Бьяджино, он начинает отсчитывать монеты одну за другой - когда веко вора подергивается от малейшего признака самодовольного ликования, он останавливается. "Тебе ведь уже заплатили за это послание, не так ли?" подозрительно спрашивает Федерико.

"Тц", - отвечает Бьяджино, а затем пытается сделать умоляющее выражение лица. "Мой кошелек пуст, Федерико, я голодаю каждый день!"

"Ты каждый день пьянствуешь и страдаешь. Я банкир, Бьяджино, - ты не можешь обмануть профессионала", - говорит Федерико и протягивает руку. " Отдавай".

"Ты был банкиром", - бормочет Бьяджино. "Насколько я слышал, твою задницу вышвырнули - причем из собственного банка твоей семьи. Нечем похвастаться". И все же, вздохнув от досады, Бьяджино протягивает письмо Федерико, чтобы тот взял его из рук. "Тц."

Надежно спрятав свой кошелек с деньгами, Федерико разворачивает письмо и ничего не находит. "Ты принес мне... пустую бумажку?" - с сомнением спрашивает он, а затем с преувеличенным недоумением смотрит вверх. "Ты собирался потребовать двойную плату за пустую бумажку? Бьяджино, друг мой..."

Бьяджино пожимает плечами, беззлобно. "Денег мало, а времена трудные, Федерико", - говорит он.

"Да, наверное, так и есть, раз ты просишь заплатить за доставку пустышки", - бормочет Федерико, а потом хмурится. И все же... "Кто-то заплатил тебе, чтобы ты доставил это мне?"

"Аудиторе", - пожимает плечами Бьяджино. "Заплатил мне один жуткий ублюдок - пятьдесят флоринов. Просто сказал, чтобы я доставил это Аудиторе как можно быстрее".

"И когда это было?"

"Всего пару часов назад, перед тем как мы начали наш маленький танец с бандитами Пацци".

Федерико медленно кивает. Для Бьяджино это... неплохо. Должно быть, отправитель оставил о себе хорошее впечатление. Но все же, пятьдесят флоринов за пустой клочок бумаги? Сузив глаза, Федерико еще раз просмотрел письмо. На нем по-прежнему ничего не было написано, но легкие следы штрихов присутствовали. Значит, не пустой - надпись должна быть невидимой - или написанной в виде оттисков, которые может обнаружить угольная пыль.

"Что ж, благодарю тебя за этот ценнейший клочок пустой бумаги, Бьяджино, - говорит Федерико и быстро засовывает письмо под дублет. "А этот... жуткий ублюдок?" - спрашивает он, поднимая глаза. "Ты его не узнал?"

"Нет. Думаю, он не был таким уж жутким, просто... странным", - говорит Бьяджино и почесывает распухшую щеку. "Он был одет в монашескую рясу, но двигался не так, как монахи, которых я когда-либо видел. Не знаю. Мне показалось, что он немного не в себе".

"... Монашеская ряса, - повторил Федерико, быстро соображая. Значит, ряса. "Он был с капюшоном? Какого цвета была ряса?"

"Черного?" спрашивает Бьяджино, бросая на него странный взгляд. "Да, он был в капюшоне, знаете, как монах. У него были четки и все такое".

"А." Значит, не традиционное одеяние ассасина. Но все равно очень интересно. "И где это было?"

Бьяджино пожимает плечами. "Возле западных ворот", - говорит он. "Я разглядывал входящих, когда он ни с того ни с сего подошел ко мне. Я и не заметил, как он подошел, и чуть не обосрался со страха".

"Он назвал свое имя?" спрашивает Федерико, и Бьяджино качает головой. Проклятье. "Ты видел, куда он пошел?"

"Не могу сказать, что мне было интересно", - пожимает плечами Бьяджино. "Входили другие монахи - я потерял его в толпе. Мне показалось, что он скорее вошел, чем вышел, так что, скорее всего, он все еще здесь".

Что ж, это еще интереснее, не так ли? "Есть ли что-нибудь еще?"

Бьяджино делает вид, что размышляет над этим. "Ну, если вас не волнуют проблемы шлюх и убийц, то нет", - говорит он. "Сомневаюсь".

"Меня волнуют проблемы всех людей Флоренции - но, возможно, в другой раз", - говорит Федерико и встает. "Спасибо, Бьяджино. Будь начеку, и если снова заметишь монаха, попробуй узнать, где он остановился?"

"За это придется доплатить, - говорит Бьяджино, протягивая руку. "Выкладывай".

"Вам уже заплатили за письмо", - защищается Федерико.

"Да - но не за информацию. Вы же не хотите, чтобы у вас была репутация скупердяя, не так ли, молодой господин?"

Федерико бросает на него взгляд. "Когда-нибудь ты выпьешь из меня всю кровь, друг мой", - тоскливо говорит он.

"День, когда карманы Аудиторе опустеют, будет действительно печальным днем - но это не сегодня", - говорит Бьяджино и взмахивает пальцами. "Плати. И делай это хорошо".

Федерико со вздохом расплачивается с вором и с грустью смотрит, как заканчиваются монеты. Бьяджино ухмыляется и отдает ему честь, выпив полбутылки вина, после чего без лишних слов отправляется в путь, перебегая с одной крыши на другую и исчезая в тумане. Федерико качает головой вслед, а затем достает пустое письмо.

Как он ни старается сосредоточиться, сузить глаза и прищуриться... он не наделен даром Эцио - невидимое письмо отказывается открыться ему. Жаль.

Отец должен знать, как его прочесть.

__________________________________________

В палаццо царит тишина, пока Федерико взбирается на крышу, а затем осторожно, шаг за шагом, спускается во внутренний двор. Даже служанка больше не дежурит, и все тихо. Или почти тихо.

"Федерико! Ты меня до смерти напугал", - шипит Эцио из тени колонн, и Федерико едва не выпрыгивает из кожи.

"Эцио, что ты делаешь?" - шипит он в ответ.

"То же, что и ты - пробираюсь внутрь?" спрашивает Эцио, кивая в сторону колонн - видимо, они разминулись на крышах. "Где ты был?

"Где ты был?"

"Где ты думаешь?"

Они смотрят друг на друга и ухмыляются, разражаясь хихиканьем, а потом шипят друг на друга: "Тише, тише, всех разбудишь", а потом хихикают еще сильнее, зажимая рты руками.

Вполне очевидно, где Эцио был этой ночью, даже если он не ходил навещать Кристину почти каждую ночь - в эту ночь она оставила следы. Федерико усмехается, глядя на покрасневшее горло брата. "В качестве завтрашнего наряда я рекомендую тебе надеть шейный платок, брат", - говорит он и притягивает Эцио к себе. "Ты выглядишь так, словно тебя загрызла лисица. Приятно провели ночь?" - спрашивает он и тычет пальцем в синяки.

Эцио как-то умудряется покраснеть при этом. "Это была чрезвычайно приятная ночь, спасибо", - говорит он и пытается вырваться из объятий Федерико. "А вы, чью постель вы украсили сегодня ночью?"

"Ах, отъявленный вор - пришел и ушел с моими деньгами", - вздыхает Федерико. "Это была нечестная сделка".

"И ты называешь себя Аудиторе", - насмешливо говорит Эцио. "Может, пора дать тебе несколько советов для разнообразия, ведь, похоже, удача с дамами тебя покинула?"

Федерико улыбается и ерошит волосы брата. "Кристина - та еще штучка, брат, но не зазнавайся. Тебе еще многому предстоит научиться", - говорит он. "А теперь пойдем по кроватям".

"Вам обоим уже давно пора спать", - раздается голос, и Федерико чувствует, как Эцио слегка вздрагивает под его руками. "Эцио, где ты был?"

"Гулял?" Эцио говорит, ерзая, когда их отец выходит через открытую дверь - никто из них не слышал, как она открылась. Иногда иметь в качестве отца мастера-ассасина было немного несправедливо.

"Гулял по дому Веспуччи", - говорит Федерико и ухмыляется, когда Эцио на него косится. "Уверен, что это не причинило вреда, отец".

"Я буду решать это сам", - говорит Джованни, выходя из тени и глядя на них обоих с отсутствующим выражением лица. "Опять Кристина Веспуччи, Эцио?"

"Она прекраснейший цветок во всей Флоренции, отец", - говорит Эцио, улыбаясь искренне, как щенок, даже пытаясь сломать запястье Федерико, чтобы освободиться от его хватки. "Ее добродетель не знает границ".

"Полагаю, она должна быть такой, чтобы терпеть тебя так долго. Действительно, она должна быть святой", - соглашается Федерико.

"Федерико, пожалуйста, иди нахрен", - шипит Эцио, а затем неловко ухмыляется их отцу. "Клянусь, отец, меня никто не видел, я ничего не делал, я имею в виду, ее отец..."

"Действительно, ее отец, который уже принес мне множество жалоб на твою неосмотрительность", - сурово говорит Джованни, бросая на Эцио пристальный взгляд. "В один прекрасный день мне придется либо начать переговоры о твоей помолвке с девушкой... либо о твоем заключении в монастырь. Что ты выберешь, Эцио?"

Эцио бледнеет. "Я буду более осмотрительным?" - слабо предлагает он.

"Пожалуйста", - говорит Джованни, бросая на него взгляд, полный доброго веселья. Затем он смотрит на Федерико. "И где же ты был, мой старший, мое "Оставлял еще мешки с деньгами на крышах?"

Федерико кашляет. Он никогда не переживет, если его поймают за этим занятием, не так ли? "Я -"

"Он позволил какой-то воровке сбежать с его деньгами", - с ликованием говорит Эцио. "И это даже не стоило того".

"Брат, ты так меня предал?" Федерико шипит так, что это колышет волосы Эцио, предостерегающе сжимая руку на шее брата.

"Чтобы отвязаться от отца? Не задумываясь", - так же тихо отвечает Эцио.

"Вор?" Джованни окидывает их взглядом, а затем вскидывает руки. "Что мне делать с вами двумя? Монастырь, монастырь для вас обоих!"

"Боже, пожалуйста, нет, какой ужас", - с преувеличенным страхом говорит Федерико, а Эцио смеется. "Мы бы зачахли и умерли".

Джованни вздыхает, а затем смеется, сдаваясь. "Отправляйся спать, Эцио", - говорит он. "А завтра постарайся сдерживать себя. Твоя мужественность не пострадает от одного дня воздержания".

"Может, и пострадает", - возражает Эцио и наконец освобождается от объятий Федерико. "А почему ты не говоришь об этом Федерико?"

"Потому что я знаю, что завтра Федерико будет слишком занят, чтобы даже думать об этом", - говорит Джованни и бросает на него задумчивый взгляд. "Я мог бы найти работу и для тебя, раз уж вспомнил об этом..."

"Да, я уверен, что это было бы весело, но я вдруг очень устал - спокойной ночи, отец, брат", - говорит Эцио и скрывается в доме, исчезая в тени.

Федерико и Джованни смотрят ему вслед и усмехаются. "Я в отчаянии за наш семейный бизнес, правда", - бормочет Джованни. "Что будет с вами, когда меня не станет? Ни в одном из вас нет ни капли банковского таланта. Оба моих сына, такие безрассудные!"

"Действительно, мы все обречены", - соглашается Федерико. "Возлагайте все свои надежды на Петруччо или готовьтесь к разорению".

Джованни вздыхает. "Иногда я боюсь, что придется", - говорит он, а затем бросает на него взгляд. "Ты задержался, Федерико. Что-то случилось?"

"Бьяджино опоздал - он ввязался в какую-то потасовку с головорезами Пацци. Новости были обычными - Пацци продолжают усиливать свою охрану, нанимают все больше людей..." говорит Федерико и достает записку. "Но у него было вот это. От человека, которого он описал как жуткого или, по крайней мере, странного монаха".

"Жутковатый странный монах", - резко говорит Джованни и принимает письмо. Его брови поднимаются, а затем опускаются, когда он обнаруживает, что оно пустое. " Хорошо - в мой кабинет", - говорит он и направляется внутрь, Федерико следует за ним. "Когда было доставлено письмо?"

Федерико рассказывает ему все, что узнал от Бьяджино, - в общем-то, не так уж много, но с чего-то надо начинать. Джованни долго изучает письмо, ища способы прочесть его - светит на него свечой и рассматривает оттиски на нем, а затем хмурится.

"Какие-то невидимые чернила?" спрашивает Федерико.

Джованни осторожно нюхает письмо. "Я не знаю таких - здесь нет запаха, только бумага", - говорит он. "Я не хочу применять к нему что-то, пока не узнаю, какие чернила были использованы - если использовать не тот тип проявителя, послание может раствориться. Хм... Перескажите мне еще раз слова Бьяджино, может быть, там была какая-то подсказка, какого типа это бумага?"

Федерико еще раз прокрутил в голове весь разговор, но ничего не привлекло его внимания. Либо монах не сказал, либо Бьяджино совсем пропустил это.

"Это тревожно, - размышляет Джованни. "Замаскированный человек доставляет нам сообщение таким образом, это может быть важно".

"Может, нам позвать Эцио?" спрашивает Федерико.

Джованни обдумывает этот вопрос, а затем складывает руки в нерешительности. "Он еще молод, и, не зная, какая тайна скрыта в этом письме... Я подумаю еще, проверю его с помощью того, что у меня есть. Если к утру мне не удастся извлечь из него тайну, тогда я попрошу Эцио использовать его талант", - решает он и поднимает взгляд. "Как дела у Эцио?" - спрашивает он, меняя тон. "Он вошел через крышу, не так ли?"

Федерико пожимает плечами. "Научив его лазить по зданиям, мы сделали его опасным. У него это прекрасно получается - он взлетел на крыши Флоренции, словно был рожден для того, чтобы летать", - язвительно говорит он. "И падать - но даже это он делает умело". Или, по крайней мере, с крепким черепом.

Джованни хмыкает и кивает. "Как правило, одаренные быстрее всего осваивают наши навыки", - размышляет он и отводит взгляд. "Тем не менее... он молод".

Федерико складывает руки и хмыкает в знак согласия. В начале обучения он был ровесником Эцио - три года прошло, а он все еще едва стал ассасином. Ему еще не разрешалось выполнять собственные миссии, не говоря уже об убийствах, хотя Эцио еще очень далек от этого мрачного будущего.

Но в случае с Эцио это было будущее, которого он не представлял. Федерико должен был нести эту ношу в одиночку, как будущий глава дома, в то время как Эцио наслаждался свободой быть простым дворянином и сыном дворянина. Честно говоря, Федерико тоже предпочел бы, чтобы все было именно так, только вот у Эцио появился дар - второе зрение ассасина - и судьба сделала выбор за них всех. Подозревает ли Эцио что-нибудь, пока сказать сложно - он знает, что зрение у него особенное, но это пока никак не влияет на его поведение и характер.

"Из него выйдет великолепный ассасин, отец", - говорит Федерико и верит в это всем сердцем. "Но вы правы - еще несколько лет, чтобы повзрослеть и освоиться, не помешают".

"Учитывая, как взбудоражен город, это время нам не по карману", - мрачно говорит Джованни и смотрит на пустое письмо. "Что-то грядет, Федерико, - возможно, смена власти, несомненно, готовится переворот, и я боюсь того, что может стоять за ним и приводить его в действие. Эцио не может позволить себе навсегда остаться ребенком".

Федерико кивает и смотрит в сторону, на незажженный камин. "Если дело дойдет до драки, я думаю, Эцио сможет справиться с этой задачей. У него есть... талант", - признает он. "Даже помимо дара, которым он обладает. Если нужно, он может быть достойным, даже благородным. Думаю, если его заставить, Эцио сможет справиться со своей безалаберностью".

Но как это отразится на духе его брата, Федерико не хочет думать.

Отец, должно быть, думает о том же, потому что хмурится очень тревожно. "Может быть, для начала стоит поручить небольшие задания", - размышляет он. "Передача сообщений между информаторами и тому подобное".

"Неплохое начало", - соглашается Федерико. "Может, мне начать обучать его рукопашному бою?" Он уже припомнил несколько таверн, где можно было бы устроить несколько старых добрых барных боев, на которых Эцио мог бы поучиться. Наемники были бы в восторге от этого, если бы Аудиторе был на их стороне...

"Возможно", - говорит Джованни и садится за стол. "Если ты сможешь справиться с этим, не вызывая подозрений, я оставлю это тебе, Федерико. А сейчас я, пожалуй, попытаюсь разгадать тайну этого письма".

Федерико кивает. "Вы знаете, от кого оно могло быть, отец?" Могут ли во Флоренции появиться ассасины, о которых его отец мог не знать?

Хотя если бы это был ассасин, то почему бы просто не объявить о себе уже присутствующим?

"У меня есть подозрение, но не более того, - говорит Джованни и поднимает глаза. "Если до полудня я ничего не узнаю, то дар твоего брата должен нам что-то подсказать. Спокойной ночи, Федерико".

"Спокойной ночи, отец".

__________________________________________

На следующее утро Федерико просыпается поздно - матушка к тому времени уже побывала на рынке, и они с горничной закончили готовить завтрак. А если учесть, что в доме Аудиторе завтрак обычно накрывается позже, чем в большинстве домов, то он действительно поздний.

Ах, расписание воров и ночных дам - как они портят жизнь ассасину.

"И где же ты был вчера до поздней ночи, Федерико?" требует Мария Аудиторе, когда он добирается до стола с завтраком. "Даже Эцио проснулся раньше тебя".

"Проснулся?" спрашивает Федерико, пораженный. Может быть, Эцио успел немного поспать в постели Кристины, прежде чем его прогнала оттуда собака. "Я наслаждался ночью, мама, дышал воздухом".

"Правда?" спрашивает Мария. "И как тебе ночной воздух, сын мой?"

Федерико рассматривает сидящего напротив него Петруччо. "Многолюдно", - решает он. "Эцио уже вышел?"

"Он пытался, но у него было такое виноватое выражение лица, что я заставила его остаться, на всякий случай", - говорит Мария и качает головой. "Он должен быть в своей комнате. Лучше бы он был в своей комнате, или да поможет мне бог".

Федерико смеется над этим. "Отец пригрозил ему работой вчера вечером. Наверное, хорошо, что ты оставила его у себя, мама, иначе вряд ли мы увидели бы его целый день".

"О боже", - вздыхает Мария. "Неужели сегодня нас ждет еще один визит Веспуччи?"

"Думаю, да".

Мария хмыкает. "Надо будет найти Эцио хобби на днях", - размышляет она и поднимает глаза: "Доброе утро, Клаудия", - приветствует она свою единственную дочь. "Сегодня утром пришло письмо с твоим именем - бегун принес его как раз в тот момент, когда мы шли с рынка".

"Письмо?" спрашивает Клаудия и тут же светлеет. "Должно быть, оно от... - о, где же оно, я должна немедленно его прочитать!"

"Оно на каминной полке", - говорит Мария, и Клаудия тут же срывается с места, прижимая руки к сердцу.

"Дуччо?" спрашивает Федерико, забавляясь.

"Дуччо", - со вздохом соглашается Мария. "Клянусь, у моих детей на уме только одно - кроме тебя, Петруччо, пожалуйста, никогда не поддавайся порокам своих братьев и сестры".

"Не буду, матушка", - сладко соглашается Петруччо, и Мария целует его в макушку, прежде чем отправиться за чем-то на кухню. Петруччо поворачивается к Федерико. "Какие у тебя пороки, брат?" - с любопытством спрашивает он.

"Все", - торжественно отвечает Федерико. "Я ужасно скверный человек, и ты никогда не должен брать с меня пример".

Петруччо усмехается, а Клаудия в гостиной испускает восторженный вопль. "Я люблю его!" - объявляет она на всю кухню. " Никому меня не беспокоить - я сразу же напишу ему ответ! Ааа, я люблю его!" - и исчезает.

Федерико и Петруччо смотрят ей вслед, а затем обмениваются взглядами. ""И ее примеру не следуй", - серьезно говорит Федерико.

Петруччо гримасничает. "А я и не собирался".

Федерико ухмыляется, и они вместе налегают на еду.

Через некоторое время приходит Джованни, выглядящий усталым и немного раздраженным. Значит, с письмом не повезло, думает Федерико, пока Петруччо восклицает: "Доброе утро, отец!"

"Доброе утро, сыновья мои", - говорит Джованни, гладя рукой волосы Петруччо и обнимая Федерико за плечи, когда проходит мимо него. "А где остальные мои дети?"

"Клаудия ушла писать любовное письмо Дуччо", - сообщает Федерико, в то время как Петруччо гримасничает, - "А мама посадила Эцио под предварительный домашний арест, потому что он, очевидно, выглядел виноватым".

"Как кошка, пойманная в клетке для птиц, - и то, что он даже не стал со мной спорить, доказывает, что причина была", - говорит Мария Аудиторе, внося корзину со свежеиспеченным хлебом. "Доброе утро, любовь моя", - приветствует она мужа.

"Моя дорогая Мария", - отвечает Джованни с любящей улыбкой и улучает момент, чтобы поцеловать ее. И снова целует ее. И так до тех пор, пока служанке не приходится спасать корзину с хлебом, пока хозяин и хозяйка устраивают безобразие.

Действительно, с таким примером, как дети Аудиторе могли бы вырасти по-другому, - язвительно замечает Федерико. Никогда еще мужчина и женщина не были так безоглядно влюблены друг в друга, как их родители. Честно говоря, ни у кого в этом доме нет ни капли стыда. Даже их горничная - бывшая проститутка, ради всего святого.

Каким-то образом им удается закончить завтрак, при этом одна тарелка остается для отсутствующей Клаудии, а немного хлеба остается для Эцио на случай, если он проголодается до следующей трапезы, что, учитывая, что он поел на час раньше всех, вполне возможно. Пока Мария, Петруччо и служанка убирают остальное, Федерико следует за отцом в кабинет.

Федерико не удивлен, обнаружив на столе Джованни разбросанные бумаги, а также несколько склянок с различными веществами, которые он, несомненно, использовал, чтобы расшифровать послание. Само письмо лежит посередине - по-прежнему пустое. Похоже, отцу не удалось прочитать его, несмотря на то, что он провел в попытках, похоже, всю ночь.

"Ничего?" спрашивает Федерико.

"Какими бы средствами оно ни было написано, они затмевают мои знания о таких вещах", - говорит Джованни. "Мы знаем, что существуют средства письма, которые видны только тем, кто обладает даром, однако в реальности они используются редко. Я подозреваю, что нет другого способа прочесть это послание, кроме как глазами Эцио".

Федерико слегка хмурится. "Кто-нибудь знает, что у Эцио есть дар?" обеспокоенно спрашивает он.

"Нет, я постарался пока держать это в секрете, но известно, что этот дар передается по наследству. У твоего деда он был", - признается Джованни. "Так что можно ожидать, что он будет распространен среди Аудиторе, если они знали моего отца. В любом случае... нам нужен Эцио. Иди и приведи своего брата, Федерико".

"А если в послании будет что-то... важное?" спросил Федерико, вскинув бровь.

"Мы поступим с этим соответствующим образом", - говорит Джованни и серьезно смотрит на него. "Нет никаких сомнений в том, что послание пришло от коллеги-ассасина, а значит, оно должно быть важным. Мы должны знать. Если это означает, что твой брат узнает наши тайны раньше, чем предполагалось, то так тому и быть. А теперь иди за ним".

"Да, отец", - говорит Федерико и кивает головой, после чего отправляется за Эцио.

Выясняется, что Эцио, вероятно, не спал в постели Кристины - ведь он крепко спит и мертв для всего мира, когда Федерико открывает дверь брата. Эцио также обслюнявил свою подушку. Восхитительно.

Федерико на мгновение задумывается о брате. Если бы не письмо, он пошел бы за чашкой воды и вылил бы ее на детское личико Эцио, но, увы... долг превыше всего.

Поэтому вместо этого он хватает с пола подушку и идет бить ею Эцио по голове.

"Проснись и пой, дорогой брат, на улице прекрасный яркий день, птицы поют, дамы..." весело говорит Федерико, пытаясь задушить Эцио подушкой, - "на ногах, а ты все пропускаешь..."

"Федери... Федерико, какого черта..." Эцио рычит и пытается пнуть его. "Отвали от меня, ублюдок!"

Федерико ухмыляется и на мгновение прижимает Эцио подушкой, а затем отстраняется. Эцио смотрит за край подушки, его волосы торчат во все стороны. Восхитительно. "Отец хочет тебя видеть, - говорит ему Федерико.

"И ты не мог просто сказать это?" требует Эцио и спихивает его с кровати. "'Ублюдок'.

"Ты знаешь, что это оскорбление не только для меня, но и для тебя?" спрашивает Федерико и ловит подушку, которую Эцио бросает ему в голову. "Ну, ты явно встал не с той ноги. Не выспался? Надо держать это милое личико в форме, это все, что у тебя есть".

"Иди и утони в ведре с мочой, Федерико - почему ты такой веселый сегодня утром?"

"Со временем ты научишься этому: ничто так не поднимает настроение, как делать кого-то другого - особенно глупого младшего брата - несчастным. А теперь пойдем, отец ждет нас".

Эцио, спотыкаясь, идет за ним, раздраженно ворча, пока они не доходят до кабинета отца. Джованни навел порядок на своем столе, отложив в сторону бутылочки и склянки, но письмо все еще лежит там.

"Доброе утро, Эцио, - приветствует Джованни своего среднего сына и фыркает, глядя на его голову. "Вижу, ты готов к тяжелому и продуктивному трудовому дню".

Глаза Эцио слегка расширяются, а плечи опускаются. "Да, отец", - вздыхает он. "Что ты хочешь, чтобы я делал? Разнес послания?"

Джованни смеется, а Федерико ухмыляется - Эцио звучит так разбито, бедняга. "Для начала подойди сюда и прочитай для меня это письмо", - говорит Джованни, указывая на стол.

Эцио с опаской подходит и заглядывает на страницу. "Оно пустое?" - скорее спрашивает, чем утверждает он.

"С твоим даром, болван", - фыркает Федерико и легонько шлепает его по спине. "Используй свое особое зрение".

"Ну да, я так и понял", - немного защищаясь, говорит Эцио и ненадолго закрывает глаза.

Когда он открывает их, они превращаются из карих в яркие, почти золотисто-янтарные.

Федерико с тоской встречается взглядом с отцом. Эцио даже не подозревает, насколько ценным и особенным является его талант, который дается ему так легко. Обычно на это уходят годы тренировок, а у некоторых - как у Джованни - он вообще не приходит, несмотря на десятилетия попыток. У Федерико еще есть шанс развить его, но Эцио... Эцио просто обладает им.

Если бы Федерико не любил его так сильно, то, ей-богу, он бы ему позавидовал.

"Что там написано, сынок?" спрашивает Джованни после долгого молчания.

"Ну...", - говорит Эцио и почесывает щеку. "Сверху написано, что Уберто Альберти - тамплиер?"

Сердце Федерико учащенно забилось, а по другую сторону от Эцио их отец мгновенно побледнел от ужаса.

Не обращая внимания, Эцио продолжает: "А под ним список имен. Родриго Борджиа, гроссмейстер. Якопо де Пацци, Франческо де Пацци, Франческо Сальвиати, Бернардо Барончелли, Антонио Маффеи, Стефано да Баньоне, Виери де Пацци..." Эцио гримасничает. "Что это за список, почему в нем есть Вьери?"

Федерико переглядывается с отцом, оба широко раскрывают глаза.

Орден тамплиеров. Кто-то дал им Орден тамплиеров - что еще хуже, они знают большинство имен в этом списке. Некоторые из этих имен принадлежат союзникам.

А тот, что на самом верху, - один из ближайших доверенных лиц Братства ассасинов.

Впервые надев мантию, Федерико знакомится с мессером Лоренцо Медичи - на стороне своего отца, глубокой ночью. Отец тайно организовал встречу накануне, и они единственные присутствуют на ней - там, где обычно присутствовал Гонфалоньер, теперь только ассасины и сам Лоренцо.

Это мелочь, но перемены, которые она несет, грандиозны.

"Джованни, - говорит Лоренцо, обнимая мастера-ассасина за плечи. "Твое послание заставило меня забеспокоиться - в чем причина такой секретности?" Он с любопытством смотрит на Федерико.

"Ваше превосходительство, боюсь, у меня самые ужасные новости", - мрачно говорит Джованни. "Но сначала позвольте представить вам моего сына - Федерико проходил обучение последние три года, и я решил, что ему пора начать помогать мне в моих миссиях. Федерико, ты, конечно, знаешь мессера Лоренцо".

"Ваше превосходительство", - кивает Федерико, быстро прижимает руку к сердцу и склоняет голову. "Это большая честь для меня, милорд, надеюсь, я буду вам полезен, как и мой отец".

"Юный Федерико", - говорит Лоренцо и царственно кивает. "Это честь для меня. Ваш отец оказал мне множество услуг, ценность которых невозможно преуменьшить, за эти долгие годы. Я рад, что он больше не будет работать в одиночку".

Джованни кивает, одаривая Федерико слабой гордой улыбкой из-под своего белого капюшона, а затем поворачивается к Медичи.

"А теперь к моим новостям. Боюсь, я упустил заговор, который зарождался у нас под носом, милорд, и продолжал бы оставаться слепым к нему, если бы один из ассасинов не подсказал мне его. Сир Лоренцо, боюсь, что Гонфалоньери замышляют вашу гибель".

"Уберто Альберти никогда не был моим большим другом и не восхищался моими деяниями", - говорит Лоренцо со слабым весельем, но в его глазах читается настороженность. "Но я полагаю, вы имеете в виду нечто более серьезное".

Джованни кивает. "Существует заговор с целью убийства вас, вашего брата и всего влияния вашей семьи в пределах Флоренции - и моей семьи тоже. Прошу вас, позвольте мне поделиться доказательствами, которые я обнаружил..."

Федерико наблюдает со стороны, слегка склонив голову, как отец вручает Лоренцо доказательства - переведенные письма, список улик, найденных в доме Уберто Альберти, а затем записку, которую написал для них Эцио, переведя невидимый текст. В конце концов, это... не так уж и много, и Лоренцо, похоже, разделяет эту мысль, судя по его хмурому лицу.

"Джованни, я всегда тебе очень доверял", - говорит Лоренцо. "Если ты веришь в правдивость этого заговора, то я тебе доверяю. Но это чертовски сложное обвинение, и все ваши доказательства написаны от руки вами или вашими спутниками. Это не так уж и много - не говоря уже об обвинении".

" Да, это так", - соглашается Джованни. "Боюсь, мы не могли вывезти оригиналы из дома Гонфалоньери Альберти, не вызвав подозрений, так что улики несколько косвенные. Но я надеюсь, что они достаточно убедительны, чтобы вызвать у вас подозрения".

"Одного вашего слова было бы достаточно для этого", - говорит Лоренцо, беря со стола рукописную записку, ту, что перевел для них Эцио. "Я тоже обратил внимание на передвижения Пацци, на то, как увеличился штат их слуг. Они нанимают очень много охранников для столь скромного палаццо".

"Действительно", - бормочет Джованни и поднимает взгляд на мужчину, выражение лица которого становится все более мрачным. "Милорд?"

Лоренцо улыбается, тускло и мрачно. "Отец Антонио Маффеи", - говорит он. "Он работает в моем доме, обучает моих детей".
Глаза Федерико расширяются.

"Да, ваше превосходительство", - соглашается Джованни. "Я знаю".

Лоренцо переводит дыхание и откладывает бумагу. "Если отпустить его сейчас, это вызовет подозрения", - пробормотал он. "И предупредить этих заговорщиков о том, что мы можем знать".

"Вполне вероятно, милорд", - тихо говорит Джованни.

Федерико смотрит между своим отцом и лордом, пока они молча обдумывают вопрос. Затем он поднимает глаза на Джованни. "Ты уверен в этом, Джованни? Вот эти имена, - он показывает на бумагу, которую написал Эцио. "Они замышляют нашу гибель?"

Джованни колеблется достаточно долго, чтобы выражение лица Лоренцо стало жестким. "Понятно, - говорит Медичи и откидывается на спинку кресла.

"Насчет Пацци я абсолютно уверен", - мрачно говорит Джованни. "Франческо де Пацци - убийца, и с ним следует поступить именно так. И легко поверить, что такой человек, как Родриго Борджиа, присоединился бы к подобному делу - он едва ли известен своей скромностью и добротой. Я уверен, что заговор реален, но у меня нет доказательств, чтобы обвинить в нем всех".

Лоренцо медленно кивает, глядя на него ровным взглядом. "Ну, не открыто", - говорит он и улыбается. "А как насчет Гонфалоньери Альберти?" - говорит он и отводит взгляд. "Как вы думаете, насколько глубока его вина?"

Джованни склоняет голову. "Теперь я точно знаю, что он препятствовал моим расследованиям и уничтожил улики против Франческо де Пацци, которые я отдал ему на хранение, прежде чем предъявить свои претензии. Он также поспешил успокоить мои опасения, сказав, что обвинения будет достаточно, что Франческо сядет в тюрьму и на этом все закончится. Способен ли Уберто на убийство, я не знаю, но он амбициозный человек и быстро воспользуется случаем, если тот представится".

"И он не является моим большим поклонником", - соглашается Лоренцо, закрывая глаза. "Если представится возможность отстранить меня от власти..."

Джованни кивает.

"Жадность - уродливая вещь", - пробормотал Лоренцо. "Но достаточно ли этого, чтобы осудить человека, когда еще ничего не сделано?"

Джованни ничего не говорит, а Федерико склоняет голову.

Они размышляют о том, следует ли убить Уберто Альберти.

"Как вы думаете, сколько времени у нас есть, прежде чем ловушка будет расставлена?" спрашивает Лоренцо.

"Возможно, неделя. Вы узнаете об этом, как только придет письмо с просьбой срочно отправиться на виллу Кареджи", - говорит Джованни. "После, это будет вопросом нескольких дней".

Лоренцо кивает и закрывает глаза. "Тогда мы должны использовать отпущенное нам время", - говорит он и смотрит на Джованни. "Я разрешаю тебе поступить с Уберто Альберти так, как ты считаешь нужным, Джованни. Ты ближе к этому человеку, чем я. Если ты найдешь доказательства, неопровержимые доказательства... разберись с ним, но сделай так, чтобы это выглядело как несчастный случай или болезнь, а не как убийство. Мы не можем предупредить их заранее".

"Да, мой господин", - говорит Джованни и склоняет голову.

"Тем временем приготовьтесь как можно скорее выдвинуть обвинение против Франческо - но пока не делайте этого. Возможно, если сделать это сейчас, то заговорщики только ускорят свои действия", - говорит Лоренцо и встает. "Найди мне все, что сможешь, об этом заговоре - найди мне доказательства, Джованни, найди мне время и дату, и сделай это поскорее. "

_______________________________________________

Носить капюшон, соответствующее одеяние, пояс, браслет - все это на виду - это нечто запредельное. У Федерико до сих пор перехватывает дыхание от радости, что он может нести эту древнейшую семейную традицию. Но почему-то, несмотря на все, чему учил его отец, как хорошо он был подготовлен... он не ожидал, какой груз это повлечет за собой.

Быть ассасином - значит убивать людей, да, он всегда это знал. Но нести на своих плечах груз всей Флоренции - этого он не ожидал.

"Мантия - это символ задачи, которую нужно выполнить, долга, который нужно исполнить", - говорит Джованни, когда они возвращаются домой после встречи с Лоренцо Медичи. "Когда мы надеваем ее, это означает, что мы выполняем миссию - что мы стремимся передать послание. Ты же понимаешь это, Федерико".

"Да", - соглашается Федерико, с некоторым разочарованием снимая упомянутую мантию. Это никак не снимает новый груз, который, кажется, давит на них обоих, но все же... "Я бы носил её всегда, если бы она не была такой заметной".

"Молюсь, чтобы тебе никогда не пришлось", - мрачно говорит Джованни. "Ассасина, который никогда не снимает мантии, ждет ужасная судьба - судьба, которой я не пожелаю никому, тем более собственному сыну".

Федерико обдумывает сказанное, а затем кивает. Да, конечно. Ни один из известных ему ассасинов не носит мантии постоянно - некоторые, как Паола, вероятно, никогда их не носили. Джованни делает это чаще других, потому что у него, как и у лорда, которому он служит, есть послание - но для большинства из них работа лучше проходит под покровом обыденности, они прячутся среди людей, а не пробиваются сквозь них.

Ассасин, который носит только мантии... вся его жизнь превращается в послание и долг. Наверное, были ассасины, которые выбирали именно это - и ассасины древности тоже носили только мантии, но... это были другие времена. Более суровые времена. Чтобы ассасин выбрал такую жизнь сейчас...

Федерико опускает мантию и проводит рукой по лацканам, прежде чем опустить на них пояс. Носить ее - большая честь и удовольствие, но отец прав. Это была бы ужасная судьба, не так ли?

Джованни обнимает его за плечи и улыбается. " Она тебе очень идет, сын мой, но я предпочитаю, чтобы ты был в обычном дублете. А теперь нам надо отдохнуть - завтра у нас будет много работы. А тебе предстоит найти ассасина".

"Я все еще не знаю, как найти монаха, отец", - признается Федерико. "У нас так мало информации".

"Я знаю, но мы должны попытаться", - говорит Джованни и сжимает его плечо. " Посети Ла Вольпе и попроси помощи у воров, если нужно - но держи дело при себе. А сейчас - уже поздно. Пора спать".

Федерико кивает и выходит вслед за отцом из тайной комнаты, наблюдая, как Джованни закрывает стену за камином, скрывая за ней их сущность. Проведя рукой по передней части своего красного дублета, Федерико опускает взгляд. Внешне он ничем не отличается от других, и действительно, в эту ночь он не совершил ничего выдающегося - только представился ассасином Лоренцо де Медичи. Не было ни убийства, ни даже потасовки, ночь прошла спокойно.

Однако теперь все кажется другим.

_______________________________________________

Утро проходит так, как обычно. Клаудия помогает матери на кухне - они пекут пирог на десерт, пока Аннетта отлучилась по каким-то делам. У Петруччо плохой день, и он прикован к постели - Федерико навещает его, чтобы узнать, не нужно ли ему чего-нибудь, и обнаруживает, что он спит беспокойно, лицо бледнее обычного, дыхание хриплое.

Похоже, он снова заболевает.

"Я уже вызвала врача, чтобы он осмотрел его, но все как обычно", - говорит Мария Джованни, который тоже идет посмотреть. "Он начал кашлять рано утром и никак не мог остановиться. Он заснул час или около того назад - измучился, бедный малыш".

"Тогда лучше пусть отдохнет", - говорит Джованни и тянется к ней, чтобы поцеловать. "Ты позаботишься о нем, любовь моя? Боюсь, я снова буду занят весь день".

"Да, конечно - что-то случилось?" спросила Мария, проницательно глядя между ним и Федерико.

"Работа, как обычно", - говорит Джованни и улыбается. "Ничего такого, с чем бы я не справился - сегодня Федерико будет мне помогать", - добавляет он и оглядывает стол. "Где Эцио?"

"Здесь, я... здесь", - говорит Эцио, его слова прерывает зевок. "Доброе утро, отец, мать, сестра, брат, доброе утро всем и каждому".

"И тебе доброе утро, Эцио", - отвечает Мария, внимательно оглядывая его, а затем удовлетворенно кивает - похоже, Эцио не удалось улизнуть предыдущей ночью. "Садись, я принесу еду - о, Джованни?"

"Да, моя дорогая?"

"Тебе пришло письмо - от Марио. Оно на каминной полке".

"О?" говорит Джованни и быстро идет за ним.

Федерико колеблется, но потом садится - Марио, соратник ассасинов, и в письме может быть информация, так или иначе связанная с этой конкретной работой. Отец, конечно, скажет ему, если это так, но если это письмо не будет иметь ничего важного, то Эцио и Клаудия только заподозрят что-то неладное.

Он может подождать.

Мария улыбается и поворачивается к кухне. "Так, еда - Клаудия, иди помоги мне".

"Да, мама".

Федерико смотрит на дверь, через которую вышел его отец, и отворачивается, бросив взгляд на Эцио, который так и рухнул на свое обычное место, выглядя совершенно измотанным и уставшим. Неужели так подействовал на Эцио день воздержания? Господи, может, Кристина - источник его сил, а не отдушина, на которую он их тратит? "Ну, сегодня ты выглядишь бодро".

"Я - воплощение мужской бодрости", - говорит Эцио и зевает. "Где ты был прошлой ночью?"

"Что ты имеешь в виду?"

"Тебя не было в твоей спальне".

"...А что ты делал в моей спальне?"

"Украл все твои монеты, которых у тебя не было", - говорит Эцио и с усмешкой обращается к отцу, который как раз возвращается в столовую и бросает на него осуждающий взгляд. "Я всего лишь хотел одолжить дублет - на самом деле я не воровал".

"Лучше бы ты этого не делал", - твердо говорит Джованни, садясь в кресло.

Эцио одаривает его ангельской улыбкой, а Федерико закатывает глаза. "Так что же сказал дядя Марио?" - спрашивает он, не в силах побороть любопытство.

"Хм? Ах, да - он написал мне, чтобы сообщить, что на старой вилле произошло проникновение", - говорит Джованни, слегка нахмурившись.

"Вилла?" спрашивает Эцио, становясь серьезным. "Что-то украли?"

"Насколько он заметил, нет, но в подвале были следы взлома", - говорит Джованни и хмурится. "Негодяи ищут ценности. Честно говоря, брать там особо нечего - вилла сейчас в довольно плачевном состоянии, а все ценности хранятся в банке, а не в доме. Но все же..."

Федерико нахмурился. Подвал - он бывал там однажды, старое святилище под виллой Аудиторе в Монтериджони, тогда ему было семнадцать и отец начал вводить его в курс дела ассасинов. Он помнит статуи, хотя и смутно, - статуи ассасинов. В святилище хранилась история Братства. Кто-то вломился туда...

Федерико смотрит на отца, но Джованни качает головой - об этом позже. "Так что это за дело - воровство?" спрашивает Джованни, обращаясь к Эцио. "Не у своего же брата, Эцио, честное слово".

"Я и не крал - его дублет все равно был слишком мал в груди", - говорит Эцио и бросает взгляд на Федерико. "Некоторые из нас не хотят выставлять грудь на всеобщее обозрение".

"Эцио, - вздыхает Джованни и смотрит на Федерико.

"Но ведь красивая грудь", - усмехается Федерико, глядя на брата. "Я бы не хотел ее прятать".

"Полагаю, когда это все, что ты можешь показать..." говорит Эцио, а затем наклоняется к нему. "Так где ты был, Федерико? Да еще и так поздно после отбоя, ай-яй".

Федерико бросает на него веселый взгляд и тянется за кусочком сухофрукта, лежащего в миске посреди обеденного стола. " Я был на улице", - говорит он и улыбается. "Кто-то же должен был, раз вы все сидели дома. Флорентийская ночь без Аудиторе - это не флорентийская ночь, в конце концов".

"А на улице... с кем?" спрашивает Эцио, бросая на него взгляд и ухмыляясь. " С этой вашей воровкой?"

"Пожалуйста, нет, я не думаю, что семья сможет вынести такую утечку средств", - устало говорит Джованни, тоже садясь на свое место.

"Бедный Федерико, с таким лицом он не может найти себе компанию, пока не заплатит за нее", - скорбно говорит Эцио. "Это поистине проклятие".

"О, младший брат, такой бессердечный", - говорит Федерико, притворяясь обиженным. "Не все мы можем родиться такими красивыми и блаженно-глупыми, как ты. Некоторым из нас приходится выживать только благодаря уму и сообразительности".

"Иди и выпрыгни из окна, Федерико".

" Никаких ссор за столом", - говорит Мария, внося сковороду со свежей выпечкой. "Успокойтесь оба, или никакого десерта".

"Да, мама", - отвечают они в унисон, и Федерико поворачивает голову, чтобы посмотреть, что они приготовили на десерт. Панфорте - превосходно, это его любимое блюдо. Похоже, этот день начинается великолепно.

"Я сама его приготовила, - с гордостью говорит Клаудия, ставя блюдо на стол. "Так что лучше бы вам ценить это, я не стану слушать жалобы".

"Я уверена, что жаловаться будет не на что, Клаудия", - весело говорит Мария, в то время как Эцио откидывается назад, делая гримасу, а Федерико мысленно отказывается от своего восторга по поводу блюда. Предыдущие попытки Клаудии готовить были... чересчур пикантными.

"Не думай, что я этого не заметила, Эцио, - говорит Клаудия. "Я еще не видела, чтобы ты участвовал в управлении этим домом, так что у тебя нет никаких оснований корчить мне рожи, когда я готовлю для всех нас".

"Нет, нет, конечно, нет - я уверен, что все будет замечательно", - быстро говорит Эцио, а затем переходит к отвлекающему вопросу: "Ну и как вчера прошли дела с Дуччо?"

Клаудия опасно сужает глаза, но все же соглашается. "Он замечательный", - начинает она и тут же уносится прочь, воспевая достоинства своего возлюбленного, в то время как лицо Эцио становится немного страдальческим, а Джованни и Мария обмениваются веселыми взглядами.

Федерико ухмыляется и тянется за едой - по крайней мере, здесь все по-прежнему.

В конце концов, Федерико больше хочется узнать о том, что произошло на вилле Аудиторе.

"Я напишу Марио, чтобы он прислал мне больше информации, но если бы там было что-то еще, он бы уже включил это в письмо", - говорит Джованни, просматривая письмо. "Там были следы взлома старых хранилищ, как будто кто-то пытался проникнуть в святилище, видимо, некоторые двери были задействованы - но ничего не было взято, и он не думает, что кто-то проник в само святилище. С той стороны путь слишком сложен".

Федерико, который мало что помнит об этом месте, медленно кивает. "Значит, это мог быть просто любопытный грабитель?"

"Скорее всего, так и было - возможно, наемник, ищущий что-нибудь ценное. В окрестностях Монтериджиони их полно, да и в деревне сейчас неспокойно", - признает Джованни. "Всем не хватает денег, и они впадают в отчаяние. Слишком уж много происходит боев". Тем не менее, Марио не упоминал о том, что святилище было потревожено, так что вряд ли они его вообще нашли".

"Это... большое совпадение, учитывая то, что здесь происходит", - комментирует Федерико.

"Согласен, - соглашается Джованни, поджимая губы и откладывая письмо в сторону. "Пора приниматься за работу, Федерико".

"Да, отец. Обещаю вам, я найду монаха, так или иначе", - заверяет Федерико.

"Хорошо", - говорит Джованни, барабаня пальцами по столу, а затем кивает. "Думаю, сегодня я поручу твоему брату выполнять мои поручения. Если ты столкнетесь, присмотри за ним, как он справляется".

"Конечно", - говорит Федерико и ухмыляется. "Мне будет приятно наблюдать за тем, как мой младший братец прокладывает себе дорогу в городе".

"Будь добр - ты и сам вряд ли был изящен вначале", - назидательно говорит Джованни. "А теперь отправляйся. Доложи мне, как только что-нибудь узнаешь".

"Конечно, отец".

_________________________________________

Поэтому Федерико снова отправляется на поиски монаха, планируя сначала навестить Паолу - вдруг ее девочки нашли что-то полезное, - а потом уже идти к Ла Вольпе. Если монах все еще во Флоренции, то именно сегодня Федерико найдет его и узнает, что ему известно.

Сегодня он также стал ассасином, одетым как положено, даже если сейчас на нем нет капюшона. Сегодняшний день отличается от вчерашнего.

"Боюсь, у нас ничего нет", - говорит ему Паола, когда он приходит, приглашая присоединиться к ней и нескольким ее девушкам за столик, за которым сидят девушки - слишком раннее утро, чтобы было много клиентов. "Хотя монахов в этом городе много, ни один из них, к сожалению, не выделяется особой необычностью. Мы заглянули и в монастыри, чтобы узнать, не прибавилось ли там братии, но толку от этого мало - никаких следов вашего монаха со шрамом. Где бы он ни остановился, я сомневаюсь, что это монастырь".

"Я и не думал, что это так", - признается Федерико, садясь. "Может, у вас есть идеи, где искать, - что вы уже успели сделать?"

"Я ходила в монастырь Сильвестрин", - говорит Мариэлла, со вздохом вытягивая ноги на колени другой девушки. "Они сказали, что у них уже несколько месяцев нет новых братьев, и они не знают ни одного со шрамом на губах".

"Я поспрашивала у бенедиктинцев, но и там ничего нет", - говорит другая девушка, Эмма, и начинает лениво растирать ноги Мариэллы. Остальные девушки сообщают о том же - что касается большинства монастырей Флоренции, то за последнее время ни один из них не пополнил свои ряды новыми членами, а уж тем более за последние несколько дней.

"Два дня назад в город прибыла новая группа монахов", - говорит Федерико, нахмурившись. "Их видел Бьяджино, с ними прибыл монах со шрамом".

"Хм, - хмыкает Паола, нахмурившись. "Странно. Целая группа монахов, которая прибыла, а потом не осталась ни в одном из монастырей? Сколько их там было?"

"Я... не знаю", - признается Федерико и почти стонет. Еще одна вещь, которую он не подумал спросить у Бьяджино, черт побери. "Только то, что были и другие". Он пытался найти одного монаха в море тысяч - а теперь выясняется, что их может быть целая группа... О, матушка никогда не позволит ему забыть об этом.

Паола бросает на него взгляд. "Ну, теперь ты знаешь, что они не остановились нигде, куда мы можем попасть", - говорит она. "Группа монахов не могла остаться незамеченной - как и их отсутствие, если их ждали".

"Значит, монастыри и церкви - не то место, где стоит искать", - размышляет Федерико и вздыхает. "Это не сильно сужает круг поисков. Они могут быть где угодно в городе, если они вообще еще в городе! Может, они уже уехали?"

Паола пожимает плечами. "Ты ищешь неуловимую добычу, малыш. Боюсь, мы ничем не можем тебе помочь".

"Ну что ж, теперь мне есть на что опереться, и я благодарю вас за это", - говорит Федерико и целует ей руку. "И вам, дамы, большое спасибо за ваши труды и старания, не знаю, чем я смогу отплатить вам".

"О, я могу придумать несколько вещей", - говорит Мариэлла, и остальные смеются.

"Как-нибудь в другой раз, дорогая", - говорит Федерико и тоже целует их по очереди - некоторых дольше, чем остальных. "Мм... Теперь мне еще больше жаль, что я должен бежать. Всего вам наилучшего, мои дорогие дамы".

"Счастливой охоты, Федерико", - говорит Паола и встает.

"Возвращайся скорее, слышишь?" отзывается Эмма, и Федерико целует ее, после чего отправляется в южный район, к реке Арно, чтобы найти Ла Вольпе и, возможно, еще раз осмотреть город.

_____________________________________________

Он почти пропустил его, но к этому времени привычка проверять лица монахов стала почти инстинктом, и когда Федерико идет по улице, он автоматически поднимает глаза, чтобы проверить губы. Нет шрама, нет шрама, нет шрама... шрам.

Проходит мгновение, прежде чем он осознает это, а затем Федерико встаёт, как вкопанный, как раз в тот момент, когда мимо него проходит группа монахов. Все они одеты в черное, хотя не все носят капюшоны - по сути, единственный, кто носит капюшон, это тот, кто держится в хвосте группы, и его одеяние отличается от других. Черная ряса с капюшоном, низко надвинутым на лицо, черный плащ - и под плащом толстый пояс, доспехи, подсумки, оружие, меч - и на руках браслеты.

Мужчина проходит мимо него, низко склонив голову, с непритязательной осанкой, и шрам, рассекающий полные губы, отчетливо виден на его загорелой коже, прорезая поросль бороды.

У Федерико перехватывает дыхание, и на мгновение он не знает, что делать. Затем он берет себя в руки, протискивается сквозь толпу и поворачивается, чтобы следовать за ним. Он нашел монаха. Он нашел его, и с таким вооружением теперь нет никаких сомнений - этот человек действительно ассасин. И в самом деле, что-то в его одежде и доспехах, что-то во всем этом напоминает Федерико о чем-то...

Федерико с трудом сдерживается - сердце вдруг сильно заколотилось в груди. Подойти ли ему к этому человеку, заговорить с ним или последовать за ним, выследить, узнать, что он делает, куда идет? Он выбирает последнее и держится поближе, не сводя глаз со своей добычи.

Неизвестный ассасин некоторое время держится рядом с группой монахов, а затем плавно от них отделяется. Сначала Федерико думает, что это лишь для того, чтобы слиться с другой группой людей, идущих по другой улице, но ассасин обходит их стороной, приближаясь к зданию, где у закрытой двери стоят два охранника со знаками отличия Пацци.

Федерико слишком далеко, чтобы расслышать, о чем они говорят, что ассасин наклоняется, чтобы узнать у них что-то, но охранники оба поворачиваются и указывают на дорогу, очевидно, указывая направление. Ассасин еще что-то говорит, переминаясь с ноги на ногу, а Пацци еще энергичнее указывают на дорогу - и тут что-то происходит.

Одетый в черное ассасин хватает обоих стражников сзади, прижимая к их лицам что-то - куски белой ткани. Возникает некое подобие борьбы, а затем оба стражника падают навзничь перед ассасином, который плавно опускает их обоих к стене по обе стороны от двери и усаживает на улице, как будто они оба заснули.

Федерико замирает на месте, когда ассасин с легкостью взламывает замок и исчезает внутри дома, который охраняли двое солдат. Неужели этот человек просто так убил их? Задушить крики, когда он втыкал ножи в их спины или сворачивал им шеи? Это выглядело так ненасильственно, так плавно...

Нет, стражники не мертвы - он видит, как шевелится их грудь, как они дышат, у одного даже слюни текут. Значит, какое-то сонное снадобье.

Федерико захлопнул рот и двинулся следом за ассасином - с его удачей, комната внутри проходит через здание, и человек может выйти с другой стороны, снова исчезнув. Итак, он пробирается мимо вырубленных стражников внутрь и...

Вот он, их таинственный монах, стоит у открытого сундука с пожелтевшим листом бумаги - нет, пергамента - в руках. Он поворачивает голову в сторону Федерико, сворачивает пергамент и убирает его в мешочек на поясе. Он ничего не говорит, наблюдая за Федерико из тени капюшона.

Глаза мужчины сверкают очень знакомым янтарным светом. Он использует Зрение.

"Вас, мой добрый господин, трудно найти", - говорит Федерико, прочищая горло, не совсем понимая, что нужно делать. "Меня зовут Федерико Аудиторе да Фиренце - я сын Джованни Аудиторе. Я искал вас, сеньор...?"

Ассасин медленно кивает, затем закрывает сундук и отходит от него. "Я знаю", - говорит он. "Пойдем - мы не можем здесь оставаться".

Федерико моргает, когда ассасин проходит мимо него, через открытую дверь и выходит на улицу. Затем, моргая, он спешит за ним - тот уже скрывается в толпе. " Синьор, пожалуйста, подождите..."

Ассасин не ждет - он плавно движется сквозь толпу, не мешая ни одному прохожему, и оставляет Федерико пробираться за мужчиной. К тому времени, как он догоняет мужчину, ассасин в черном одеянии уже уселся на обочине улицы, на деревянной скамье у стены. Федерико садится рядом с ним, чувствуя себя странно взволнованным.

Убийца опускает голову, его лицо скрыто капюшоном - он ничего не говорит, но ждет. Федерико проводит рукой по волосам и переводит дыхание. Этот человек действительно... обладает довольно внушительным вооружением. "Мой отец хочет поговорить с вами, - говорит Федерико. "О послании, которое вы нам передали".

Капюшон ассасина при этом сдвигается, поворачивается - он смотрит в сторону. "Да", - соглашается он на удивление легко. "Я так и подумал".

Но, несмотря на легкость слов, это не согласие. Федерико слегка откидывается назад, напряженно размышляя. Мужчина прекрасно говорит на их языке, он не слышит никакого акцента, но черты его лица немного чужие. Больше всего смущает одежда - это монашеская ряса, без сомнения, у мужчины даже есть отдельная накидка, но ряса изменена, ее подол раздвоен. А вот его снаряжение, доспехи и оружие - все местное, Федерико может признать дизайн флорентийским по происхождению.

Как будто человек прибыл во Флоренцию без ничего и получил свое снаряжение от местных кузнецов. Странно.

"Мы благодарны за это, за предупреждение, которое вы дали, но там было недостаточно деталей", - осторожно говорит Федерико, мысленно перебирая все, что есть на человеке. Он полностью во всеоружии - латы, нагрудная защита, поножи... С таким снаряжением человек способен отправиться на войну.  "У вас есть доказательства, вы... вы пытаетесь сорвать заговор или..."

"Я здесь не ради Пацци", - говорит ассасин. "Я просто хотел предупредить вашу семью об угрозе. Вот и все."

Не из-за Пацци - разве он только что не вырубил двух их охранников? "Тогда зачем вы здесь?" спрашивает Федерико, пытаясь разглядеть лицо мужчины.

На другой стороне улицы люди замечают лежащих охранников Пацци и зовут на помощь. Федерико и одетый в черное ассасин наблюдают за тем, как люди пытаются привести мужчин в чувство, трясут их, а затем достают кожухи с водой - кто-то зовет доктора и нюхательные соли.

"Может, пойдем?" спрашивает Федерико.

"Они нас не заметят", - спокойно отвечает ассасин, наблюдая за развитием ситуации, а затем наклоняет голову и смотрит на Федерико. Его глаза больше не сверкают янтарем - теперь они темно-карие, почти черные. "Я здесь не для того, чтобы вмешиваться в дела вашей семьи или заговора Пацци. Я не уверен, что смогу помочь тебе в этом - у меня своя миссия".

"Может быть, мы сможем помочь друг другу", - быстро предлагает Федерико. "По крайней мере, вы могли бы рассказать нам, откуда у вас эта информация - и все остальное, что вы можете знать о заговоре..."

Ассасин отвечает не сразу, выражение его лица становится странным, когда он вглядывается в лицо Федерико. Затем, скривив уголки губ, он отворачивается и снова прячется под капюшоном. "А если мне больше нечего предложить?" - спрашивает он.

"Тогда, по крайней мере, мы будем знать столько же?" спрашивает Федерико и с отчаянием оглядывает его. "Разве не принято, чтобы брат объявлял о себе своим собратьям, когда он входит в город?" - спрашивает он. "Мой отец обосновался здесь - ты должен был объявить о себе".

На это ассасин качает головой и некоторое время ничего не говорит. На другой стороне улицы бессознательных стражников уносят, несомненно, к врачу. Затем ассасин склоняет голову и смотрит на свои руки- на них черные кожаные перчатки, они выглядят новыми. Мужчина раздвигает пальцы, потирая большой палец левой руки о ладонь правой.

"Я зайду к вам в палаццо сегодня вечером", - говорит ассасин и плавно встает. "Какое время вас устроит?"

"После полуночи", - быстро говорит Федерико и тоже встает. "Я скажу отцу, уверен, он будет рад встрече с вами. Синьор - ваше имя, могу я узнать его?"

Ассасин рассматривает его из-под капюшона. "Позже", - говорит он и поворачивается, чтобы уйти - мгновение спустя он исчезает в толпе. Федерико некоторое время следит за ним, выделяя черный капюшон, но потом и он пропадает из виду, и человек снова исчезает.

Когда Федерико впервые провели в Братство ассасинов, ему было семнадцать, и он был слишком взволнован, чтобы вслушиваться в то, что ему говорили. Он внимал, стараясь выучить все и сразу: все истории, мудрости, анекдоты, все и вся, что касалось ассасинов. Но, возможно, он был слишком взволнован, чтобы запомнить все это, - и, как водится, физические уроки его волновали больше, чем умственные.

Уроки истории проходили в Монтериджиони, в святилище под виллой Аудиторе. Статуи ассасинов, которые в тот или иной момент спасли Братство или в чем-то изменили его, - все их великие истории и деяния. Марио был единственным, кто учил его, Джованни был занят с младшими детьми, и Федерико клялся, что слушал.

Но, возможно, он что-то упустил.

Братство всегда казалось такой великой вещью. Вероучение, догматы, навыки, традиции - все это казалось... чем-то, выходящим за рамки обычных ограничений, связанных с последствиями. Ничто не истинно, все дозволено - словно они были одновременно и выше, и ниже общества. И ни от кого не зависели, кроме как от себя, они делали все возможное, чтобы сохранить мир и свободу человечества. Вот к чему можно приобщиться!

Но в настоящее время Братство совсем не таково.

Джованни Аудиторе работает на Лоренцо Медичи - на него трудятся Паола и Ла Вольпе. Марио Аудиторе работает скорее наемником, чем кем-либо еще, сражаясь в Монтериджиони без всякой причины, кроме той, что в Монтериджиони принято сражаться - в наши дни это скорее логово наемников, чем что-либо еще. В других городах работают другие ассасины, преследующие свои цели. Федерико помнит, что о них упоминалось - ворами и куртизанками Венеции руководят люди, претендующие на звание ассасинов, но каковы бы ни были их цели в этой работе...

Они знают друг о друге, и в пределах городов они могут работать вместе - но общая цель не является чем-то, что ассасины поддерживают в настоящее время, не считая их совместного Кредо и общих догматов. Это называется Братством, но единства в нем мало.

Федерико даже не знал, что чего-то не хватает - ему и в голову не приходило искать это. Для него ассасины всегда были такими - иногда он даже удивлялся, почему другие ассасины не служат своим господам, как его отец. Но Джованни Аудиторе не является правилом - он исключение. Исключение, которое, как начинает думать Федерико, может быть не слишком одобрено среди других ассасинов.

В последнее время они редко навещают Монтериджиони и виллу - последний раз был больше года назад, и на памяти Федерико он был не слишком счастливым. Возможно, на то была причина. Может, даже произошла драка между двумя ассасинами разной идеологии.

Он не знает, что и думать.

"Так каким же было Братство тогда, до... тогда, когда был Наставник?" спрашивает Федерико, бросая взгляд на отца. "И почему Братство просто не выбрало другого?"

"Мы выбрали - он был не приспособлен для этой задачи", - вздыхает Джованни. "Тогда, до... до смерти Наставника, все было немного проще. Тогда у нас был общий враг, общая угроза, против нее было легко сплотиться - но без Наставника мы были бы не более чем толпой ряженых. Он поддерживал в нас порядок, давал нам приказы и задания, поддерживал нити Братства. Мы добивались большего меньшими усилиями благодаря эффективности, с которой он управлял Братством, - и он поддерживал в нас мотивацию. Работать под его началом было одно удовольствие".

"Вы застали, когда у Братства был Наставник?"

"О да, это был твой прадед, Ренато Аудиторе", - говорит Джованни. "Тогда я был еще новичком, но тоже выполнял задания, и потом, когда его не стало, я понял, насколько это важно - иметь опытного Наставника во главе Братства".

После смерти Ренато Аудиторе не нашлось никого достаточно опытного, чтобы подхватить инициативу. Братство распалось на части, ассасины имели разные мнения о том, что они хотят делать и как эти цели должны быть достигнуты. Их мало что объединяло, и поэтому они отдалились друг от друга. Монтериджиони, некогда служивший штаб-квартирой Братства, с годами все больше приходил в запустение. Ассасины увядали.

"Раньше нас было больше, - говорит Джованни Федерико. "К нам ежемесячно присоединялись новые рекруты, их обучали в Монтериджиони - я сам учился с пятью другими учениками, мы часто работали в команде. На пике моей юности нас было несколько десятков".

"Что с ними случилось?" тихо спрашивает Федерико. Сейчас ассасинов всего несколько человек - что же случилось с десятками?

"Они ушли, или умерли, или просто исчезли", - тихо говорит Джованни. "Еще одна особенность нашего Наставника заключалась в том, что он прекрасно умел определять, кто подходит для той или иной миссии, поэтому редко когда ассасина отправляли на задание, которое он не мог выполнить. После смерти деда это стало сложнее. Наш новый избранный наставник пытался, но у него не было такого навыка. Ассасины стали чаще погибать при исполнении служебного долга. За несколько лет наше число уменьшилось, и в конце концов Братство распалось. С тех пор мы не имели такой численности".

Федерико пытается представить себе это, и это похоже на фантазию - на рассказы о Риме, Греции и Египте в дни их славы. Невероятное великолепие и слава - а в память о них остались лишь руины. Какое холодное чувство. "И это... случилось со всеми Ветвями?" - спрашивает он. "Не только с нами - со всеми?"

Джованни вздыхает. "После смерти Ренато некоторым повезло больше, чем другим. Пожалуй, больше всех повезло Испанскому братству: они выбрали регионального лидера и назвали его своим наставником. Он не стал наставником Братства в том виде, в котором мы его когда-то знали, но знал свое дело достаточно хорошо, чтобы управлять им. Это позволило сохранить единство их отделения... но даже они с тех пор поредели, их численность сокращается". Он качает головой. "Везде одно и то же".

Федерико поворачивается и смотрит на отца, вглядываясь в его тоскливое, горькое выражение. Он хочет спросить, но... ответ довольно очевиден на лице отца. Конечно, они искали бы другого подходящего Наставника. Конечно, он был бы у них, если бы они его нашли.

Джованни смотрит на него, а затем улыбается. "Чтобы стать Наставником Братства, нужно что-то особенное", - говорит он. "Говорят, что в каждом поколении есть только один... если вообще есть. Возможно, на вашем веку вы станете свидетелем возвышения одного из таких".

__________________________________

В эту ночь Федерико спит очень мало, его преследуют сны о взлете и падении Братства, которое он начинает понимать, что знает не так хорошо, как ему казалось. И у него возникает неприятное чувство, что он все еще не знает всего: слова, которые использовал сеньор Дезмонд, способы, которыми он говорил некоторые вещи, не дают ему покоя. Частицы Эдема; его отец не дал никаких объяснений этому понятию, несмотря на то, как он побледнел после их упоминания.

Еще есть заговор Пацци, а теперь еще и заговор тамплиеров, и за этим стоит целый мир тайн. Столько всего за столь короткое время, что он не в состоянии разобраться даже в половине из этого, не говоря уже обо всем!

Нет, Федерико вообще не высыпается. Он просыпается уставшим, с головной болью, и, спотыкаясь, совершает утреннее омовение, после чего отправляется в столовую в надежде позавтракать.

Там отец сообщает матери, что отправляет ее, Клаудию, Петруччо и Эцио прочь из Флоренции.

"Почему?" требует Мария, вцепившись в руки мужа. "Джованни, что это значит?"

"Меня предупредили, что угроза для меня самого может распространиться и на мою семью", - тихо говорит Джованни, бросая взгляд на Федерико и приглашая его подойти ближе. "И я не могу рисковать. Я хочу, чтобы ты и наши дети были в безопасности, в Монтериджиони с моим братом - Федерико останется здесь со мной и поможет мне разрешить ситуацию".

"Джованни, - шепчет Мария, беспомощно глядя на него, а затем плотно сжимает губы. "А это не вызовет подозрений?"

"Мы объясним это тем, что Петруччо заболел", - говорит Джованни, поглаживая ладонью ее плечо. "Это правда, и врачи рекомендуют деревенский воздух. Вы, конечно, должны поехать с ним, а Клаудия не может остаться без сопровождения женщины здесь, где она может попасть в какую-нибудь беду, - и Эцио поедет с вами, чтобы обеспечить вашу безопасность. Это вполне разумно".

"Ничего разумного в этом нет", - говорит Мария, опуская руки и нервно сжимая их. "Мы должны остаться здесь и помочь тебе, что бы это ни было... Джованни..."

"Ты поможешь мне лучше всего, если позаботишься о своей безопасности", - говорит Джованни. "Мне будет легче работать, зная, что тебе не причинят вреда".

Мария жалобно смотрит на него, а затем поворачивается к Федерико. Она выглядит так, будто хочет поспорить, может быть, даже сказать, что Федерико должен пойти с ними, но в конце концов она просто протягивает руки и притягивает Федерико к себе.

"Если с кем-то из вас что-нибудь случится, я сама пройду через врата рая и ада, чтобы вернуть вас обоих", - шепчет она и отстраняется. "Ни Клаудии, ни Эцио это не понравится, - предупреждает она. "Когда они узнают об этом, здесь поднимется невероятный гвалт".

"Тем не менее, это должно быть сделано", - говорит Джованни и целует ее в лоб. "Спасибо, любовь моя. Спасибо."

Невероятный гвалт это сильное преуменьшение. Федерико откидывается на спинку кресла и пытается хоть немного развлечься - над истошными воплями Клаудии: "Но у меня планы с Дуччо!" и причитаниями Эцио: "Но мы с Кристиной собирались встретиться сегодня вечером, у нас было запланировано нечто особенное!"

Мария справляется с их гневом с изяществом, от которого у Федерико слегка щемит сердце - Джованни к этому времени уже поспешил в банк и, таким образом, избавлен от последствий в виде двух очень сердитых средних детей, кричащих на него. Мария Аудиторе, однако, сделана из стали и терпит немногочисленные упреки: "Никаких споров по этому поводу не будет! Петруччо становится хуже, и мы отвезем его на виллу, а вы двое будете мне помогать - и на этом разговор окончен".

И этого достаточно, чтобы закончить его, хотя Клаудия к концу завтрака чуть не плачет, а Эцио грызет свою долю с такой энергией, что у него начинает болеть зуб. "Почему Федерико должен остаться?" спрашивает Эцио.

"Потому что он собирается помочь твоему отцу", - просто отвечает Мария.

"Я тоже мог бы помочь отцу..."

"Я лучше разбираюсь в цифрах, чем Федерико и Эцио вместе взятые!" быстро говорит Клаудия. "Я могу вести бухгалтерский учет не хуже их! Даже лучше?"

"Но кто же тогда будет помогать мне в Монтериджиони?" простодушно спрашивает Мария, и они оба опускаются на свои места. Мама вздыхает. "Мы уедем сегодня днем - советую вам навестить своих возлюбленных и сказать им об этом. Вернитесь до полудня".

Словно кто-то бросил дымовую шашку - раздается скрежет ножек стула по камню, а затем Клаудия и Эцио исчезают.

Мария вздыхает, а Федерико откладывает ложку. "Я тоже должен идти", - говорит Федерико. "Помочь отцу". И посмотреть, может быть, сеньор Дезмонд уже вернулся с ответом.

"Мне это нравится не больше, чем Эцио и Клаудии", - тихо говорит Мария. " Ты позаботишься о себе, сын мой". Это не вопрос.

"Да, позабочусь", - обещает Федерико, хотя и не уверен, что сможет сдержать это обещание.

__________________________________________

Как оказалось, сеньора Дезмонда на этот раз найти гораздо проще. Он сидит на скамейке напротив виллы Аудиторе, когда Федерико выходит через парадные ворота, ничем не отличаясь от множества других монахов - разве что блеском пряжки пояса и рукояти меча на боку, наполовину скрытых в тени его плаща.

Что ж, думает Федерико. Это... упрощает дело.

Затем он переводит дыхание и подходит к мужчине, как можно спокойнее усаживаясь рядом с ним. " Синьор Дезмонд", - приветствует он мужчину.

" Брат Аквила, пожалуйста", - говорит ассасин, слегка склонив голову, чтобы скрыть лицо. "Я назвал вам свое имя ради честности, но называть его небезопасно. Насколько всем известно, я здесь просто монах".

"Прошу прощения - брат Аквила, конечно", - говорит Федерико и подавляет гримасу. Он уже говорил об этом прошлой ночью - но после всего случившегося он успел забыть. "Полагаю, у вас есть ответ для моего отца?"

Дезмонд смотрит на него из-под капюшона, а затем окидывает взглядом небольшое плато, ведущее ко входу в поместье Аудиторе. "У нас нет никаких доказательств, которые вы могли бы использовать официально", - говорит он и ерзает, доставая что-то из поясной сумки - сложенное письмо. "Это всё, что мы знаем, а уж доверять ли этому - решать вам. Вот."

Федерико принимает письмо - оно не было запечатано. Нахмурившись, Федерико слегка приоткрывает страницу, чтобы проверить - снова пусто. Еще одно невидимое послание, понятное лишь тем, кто обладает даром. "Сеньор - брат Аквила, мой отец не сможет прочитать это, - тихо признается Федерико, - а ведь Эцио скоро покинет город вместе с их матерью...

Одетый ассасин резко поднимает голову. "Не сможет? А ты - нет, ты ведь тоже не можешь?" - говорит он, а затем выпрямляется, опираясь ладонями на колени. "Я не знал этого. У тебя нет... хм".

Федерико слегка хмурится, передавая бумагу обратно. "Это редкость", - говорит он безразлично.

"Этому можно научиться", - говорит сеньор Дезмонд, наблюдая за ним.

"Если так, то, возможно, некоторые люди необучаемы", - говорит Федерико и со вздохом откидывается на спинку кресла. "Прости, что усложняю тебе задачу, брат Аквила, но, может быть... в следующий раз напишешь нормально?"

Облаченный в черное ассасин медленно кивает, наблюдая за тем, как он снова откладывает бумагу. "Наверное, мне придется пойти и найти что-нибудь, чем можно писать", - бормочет он и смотрит вперед. Затем он делает паузу и снова смотрит на Федерико. "У тебя действительно нет Орлиного зрения?"

"Чего?" спрашивает Федерико, издавая удивленный смешок.

"Так это называется - называлось изначально". Дезмонд говорит, наблюдая за ним. "Потому что оно лучше всего работает на высоте птичьего полета, с высоты".

"Правда?"

"Чем выше, тем лучше", - соглашается ассасин, сузив глаза. "Альтаир был известен тем, что забирался на высокие башни и парил над скалами, просто глядя на мир, используя способность - говорили, что он похож на преследующую хищную птицу. Так что... Орлиное зрение".

Федерико на это фыркает. "Представляю", - отвечает он, а затем качает головой. "Нет, у меня его нет и никогда не было. Я пытался, есть... упражнения, которые можно делать, которые должны сделать это возможным, но они не сработали для меня. И на моего отца тоже".

"Упражнения?"

"Концентрация взгляда и тому подобное", - говорит Федерико и горестно качает головой. "Послание, брат Аквила?"

"Хорошо, я сейчас вернусь", - говорит ассасин в черной одежде и встает. Федерико смотрит ему вслед, а затем сжимает руки, когда Десмонд шагает вперед - и исчезает в толпе. Вздохнув, Федерико откинулся на спинку кресла и ждёт, наблюдая за толпой - пытаясь выделить в ней ассасина, но не может. Этот человек действительно прекрасно вписывается в окружающую обстановку.

При свете дня Дезмонд выглядит моложе, чем сначала показалось Федерико. Черты его лица ровные, еще не изъеденные возрастом - под глазами и вокруг них нет заметных морщин, кожа гладкая, если не считать шрама. Он не может быть намного старше Федерико и уж точно не старше его отца. И все же... этот человек двигается как мастер-ассасин.

В старые времена тренироваться начинали гораздо раньше, не так ли? Иногда прямо с рождения.

Через десять минут Дезмонд возвращается - со свежим флаконом чернил и новым пером. Взглянув на Федерико, ассасин возвращается на свое место, достает книгу в кожаном переплете с золотым крестом на корешке и раскрывает ее у себя на коленях.

Это не Библия, но и не книга псалмов или гимнов - на страницах нет никаких надписей. Или... во всяком случае, Федерико не видит никаких надписей. 

"Твой отец умеет читать по-арабски?" спрашивает Дезмонд, пролистывая страницы и оставляя книгу открытой, а затем достает пустое письмо и расправляет его на правой странице, разглаживая сгибы бумаги.

"Я... я не уверен?" признается Федерико. "Думаю, он может немного говорить, но..."

Ассасин кивает и некоторое время рассматривает письмо. Затем, покачав головой, он берет чернила и перо и начинает писать поверх невидимого письма. Письмо написано на простом итальянском языке - не на латыни. Цель заговора - убить одновременно Лоренцо и Джулиано...

Федерико оглядывается по сторонам, пока старший ассасин черным по белому излагает суть заговора. Вокруг ходят люди, некоторые из них достаточно близко, чтобы видеть, что делает Дезмонд, но никто не может прочитать слова. Тем не менее, это чертовски открытое место, чтобы писать такие вещи - и все же ассасин в черной одежде делает это беззаботно, переводя свое собственное невидимое письмо в разборчивую форму прямо здесь и сейчас, под открытым небом.

Это длинный текст, на написание которого ушло немало времени.

"А ты не боишься, что кто-нибудь увидит?" наконец спрашивает Федерико, нервно дрыгая ногой.

Десмонд смотрит на него и слегка улыбается. "Никто не делает тайных вещей в открытую", - говорит он и откидывается на спинку стула, отрываясь от письма. "Чем спокойнее и непринужденнее вы себя ведете, тем меньше вероятность того, что людям будет до этого дело. Вот, - говорит он и протягивает письмо. " Все подумают, что я написал тебе псалом".

Федерико смотрит на письмо и качает головой. "Я... не уверен, что мне это подходит", - признается он.

"Главное - выглядеть так, будто ты должен делать то, что делаешь", - говорит Дезмонд и вставляет пробку обратно в бутылочку с чернилами, пряча ее и перо в подсумок. Затем он закрывает книгу в кожаном переплете, положив на нее руку в перчатке. "Никто не задает вопросов рабочему - или, в моем случае, монаху, - который выглядит так, будто выполняет только свой долг".

Федерико моргает и смотрит вверх, когда ассасин встает, откладывая книгу. Дезмонд складывает руки вместе и склоняет голову - совсем как монах.

"Орлиное зрение не является физической способностью - глаза нельзя натренировать, не совсем так", - говорит он. "Генетика помогает, но это все равно больше умственные способности, чем визуальные".

Федерико слегка хмурится - генетика? - а затем оживляется от осознания. "Ты знаешь, как этому научить?" - резко спрашивает он. "Ты знаешь, как кто-то может этому научиться?"

Десмонд качает головой. "Я никогда никого этому не учил, но могу подсказать", - предлагает он со слабой, кривой улыбкой. "Если хочешь".

"Хочу, очень хочу", - быстро говорит Федерико и встает. "Пожалуйста".

Ассасин смотрит на него, затем медленно кивает. "Для начала закрой глаза", - говорит он. "И попытайся почувствовать то, что не можешь увидеть".

Федерико хмурится и машинально закрывает глаза - даже во время размышлений, разве не это он пытался сделать раньше, закрывая глаза, концентрируясь? Закрыть глаза и попытаться вызвать в себе чувство, разве не так говорится в инструкции...

Внезапное ощущение отсутствия, и Федерико резко открывает глаза в замешательстве. Это было... нет.

Дезмонд исчез - снова растворился в воздухе.

Федерико смотрит на то место, где стоял мужчина, а затем испускает ехидный смешок.

Ну, его просто разыграли, не так ли?

___________________________________________

Федерико передает письмо отцу, который читает его один раз, потом еще раз, а затем поспешно пишет свое собственное письмо. "Отнеси это мессеру Лоренцо, немедленно, - говорит он, сжимая оба письма и запечатывая их сургучом. "И передайте ему, что я буду готов встретиться с ним в любое время, если он попросит".

"Да, отец", - отвечает Федерико, нахмурившись - он не читал письмо, только первые несколько строк о заговорщиках, намеревающихся одновременно убить братьев Медичи, но... видимо, то, что написал Десмонд, было очень серьезно, несмотря на небрежный способ передачи послания. "А что с сеньором Дезмондом?" - спрашивает он. "Он предложил свою помощь?"

"Нет, по крайней мере, в этом письме, но само предупреждение достаточно основательно - доставьте его Лоренцо как можно скорее, пожалуйста".

Федерико подумывает рассказать отцу о том, что произошло, - о том, что Дезмонд сказал ему, предложил, но... напряжение на лице отца и срочность его речи сдерживают его. "Да, отец", - говорит он, склоняя голову. "Должен ли я вернуться сюда, когда закончу?"

"Да, если только у его превосходительства нет для тебя другого поручения", - говорит Джованни. "Иди, да побыстрее".

И Федерико выходит из банка и направляется по крышам к дому Медичи. К счастью, он находится недалеко от банка - к несчастью: у черного входа слоняются люди, которым не нужно носить гербы, чтобы он мог сказать, на кого они работают. Пацци.

Федерико приседает над крышей, наблюдая за ними, а затем измеряет расстояние до задней двери. За парадной дверью, очевидно, тоже наблюдают, причем уже несколько недель, и Федерико никогда не использует ее для передачи посланий отца, если они имеют отношение к делам ассасинов, но...

Вот - управляющий семьи Медичи, направляющийся к черному входу. Этого должно хватить.

Федерико быстро спускается с крыши и, как можно тише, заходит за нишу в переулке.

"Добрый день, Федерико", - удивленно говорит управляющий, заметив Федерико. "Чем могу быть полезен?"

"У меня сообщение для мессера Лоренцо, он у себя?"

"Да, я полагаю, он должен быть здесь - это очень важно?" - осторожно спрашивает управляющий.

"Боюсь, что да", - извиняется Федерико.

"Понятно. В таком случае, пройдите сюда, молодой человек".

Федерико провожают внутрь и оставляют ждать в холле, пока управляющий идет сообщить хозяину. Хотя дети Аудиторе - друзья семьи и все такое, они не настолько высоко стоят на социальной лестнице, чтобы их сразу пустили в палаццо Медичи, ассасины они или нет. Федерико не возражает - палаццо Медичи имеет свойство заставлять его чувствовать себя одновременно и недоодетым, и переодетым.

В одежде ассасина все выглядело гораздо проще. Возможно, более официальным.

"Юный Федерико, - говорит Лоренцо Медичи, выходя на сцену в шквале богатых тканей и сдержанности. "У тебя послание от Джованни".

"Да - верхнее от моего отца", - говорит Федерико и протягивает письмо. "Советую вам прочитать его немедленно, ваше превосходительство - похоже, оно очень срочное".

Лоренцо рассматривает его, а затем машет рукой управляющему, который быстро приносит ему канделябр для чтения. Лоренцо плавно отходит от окна и читает письмо, сначала от Джованни, а затем от Дезмонда.

Его лицо становится все мрачнее и мрачнее, чем дольше он читает, глаза сужаются. "Юный Федерико, когда это прибыло?" - спрашивает он, помахивая письмом Дезмонда - аккуратно сложенным, чтобы скрыть его содержимое от управляющего.

"Менее двух часов назад, милорд", - отвечает Федерико. "Я сам видел, как его писали".

"Понятно", - говорит Лоренцо с задумчивым выражением лица, а затем кивает. "Пожалуйста, вернись к отцу и скажи ему, что я хотел бы встретиться с ним при первой же возможности, чем раньше, тем лучше".

"Да, милорд. Я немедленно отправлюсь".

______________________________________________

Пока Джованни и сеньор Лоренцо обсуждают и намечают план действий в соответствии с тем, что Дезмонд сообщил им в своем письме, Федерико по указанию отца отправляется присматривать за остальными членами семьи. Он беспокоится - вероятно, не без оснований, - что может случиться нечто такое, что задержит их в городе дольше, чем ему хотелось бы.

"Если то, что рассказал нам сеньор Дезмонд, правда... могут возникнуть проблемы", - говорит Джованни. "Просто следите за ними и убедитесь... что они нормально выберутся из города".

Судя по продолжающейся истерике Клаудии, они не собираются покидать город тихо. Федерико некоторое время наблюдает за ними с крыши - перед виллой их ждет карета, а матушка вместе с Аннет делает все возможное, чтобы собрать вещи. Клаудия, однако, скорее бросает вещи, чем собирает их.

"Не понимаю, почему я должна ехать - я уже почти взрослая, мама, а на вилле есть слуги, не так ли? И почему бы тебе просто не взять Аннет, она знает, как помочь тебе гораздо лучше..."

"Если Аннет знает, как помочь мне, лучше, чем ты, моя собственная дочь, то, должна сказать, это не в твою пользу, раз уж ты доверяешь мне самой справляться", - говорит Мария. "Клаудия, я не собираюсь тебя переубеждать. Ты поедешь со мной, и точка".

"Но я не хочу ехать!"

" Мне все равно", - спокойно говорит Мария.

"Но... но мама, что все подумают обо мне, если я просто уйду, пока Дуччо..." Клаудия сжимает руки. "Кто-то другой заберет его у меня!"

"Клаудия, дорогая, если Дуччо не может тебя дождаться и если он настолько неверен, что уйдет от тебя, как только ты повернешься спиной, значит, он тебя недостоин", - резко говорит Мария. "Если ты так мало доверяешь ему, то, возможно, и доверять-то особо нечему, а?"

Федерико слегка улыбается, наблюдая за тем, как Клаудия вскидывает руки и уходит в совершенной ярости. Как бы долго они ни отсутствовали, он будет ужасно скучать по ним - без них в Палаццо будет ужасно тихо.

"Прячешься от этой мегеры, брат?" спрашивает голос Эцио позади него.

"Так вот как мы теперь называем нашу сестру?" спрашивает Федерико и поворачивается, чтобы посмотреть на брата. Тот фыркает. "Вижу, Кристина тепло с тобой попрощалась".

Эцио потирает губы, гордясь собой. "Она замечательная, правда? Мне будет ее не хватать", - с тоской говорит он. "А я думаю, что она будет скучать по мне - теперь, возможно, чуть больше", - самодовольно добавляет он. "Оказывается, ей понравилось ожерелье, которое я ей подарил. Оно ей очень понравилось, брат".

"О, ожерелье? Эцио, это же, по сути, обещание", - говорит Федерико, пораженный. "Боже, Боже, я не думал, что ты так серьезно к ней относишься. Когда свадьба?"

Эцио пихает его, но, несмотря на это, выглядит довольным. Видимо, накануне вечером было получено много хороших впечатлений. Если бы Федерико знал, он бы и раньше поощрял Эцио делать приятные вещи для Кристины - очевидно, бедная девушка изголодалась по такому вниманию, и, видимо, реакция Эцио тоже была не совсем нежелательной. Как знать.

Может, из Эцио и получится ответственный человек - возможно, даже честный.

Эцио смотрит вниз, за край крыши, во внутренний двор дворца Аудиторе. "Скажи мне честно, брат, почему отец отсылает нас?" - спрашивает он. "Это связано с Пацци и расследованием отца?"

Федерико слабо улыбается. "Да", - соглашается он. "Помимо всего прочего".

Эцио серьезно смотрит на него. "Ты не скажешь мне, Федерико?" - тихо спрашивает он.

"Если бы я мог, брат, но дело очень деликатное", - вздыхает Федерико и хлопает Эцио по плечу, извиняясь. "Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Мне очень жаль".

"Это не слишком утешает", - пробормотал Эцио и бросил на него взгляд. "Я мог бы помочь".

"Лучше всего ты поможешь, если будешь в безопасности и не заставишь отца волноваться", - говорит Федерико. "Или меня, если уж на то пошло. Просто поезжай в Монтериджиони и присмотри за матерью, Клаудией и Петруччо. Как только здесь все уляжется, я думаю... думаю, отец все тебе расскажет".

"Все?" спрашивает Эцио и сужает глаза. "Что именно?"

Федерико усмехается и гладит Эцио по щеке - а потом щиплет ее для пущей убедительности. "Как только все уладим", - говорит он, а Эцио морщится. "Иди и собери свои вещи, маленький брат. Тебе предстоит путешествие".

"Федерико", - говорит Эцио с жалобным тоном в голосе.

"Иди", - говорит Федерико со смехом. "Или ты хочешь получить заряд бодрости? Я могу дать тебе его, с удовольствием".

"Я пойду, пойду", - бормочет Эцио и поднимается на бортик. "Но мне это не нравится", - говорит он Федерико, когда начинает спускаться во двор палаццо. "Просто чтобы ты знал".

"Да", - тихо соглашается Федерико и смотрит, как он присоединяется к остальным внизу. "Мне тоже".

Но и ему будет легче, если он будет знать, что они в безопасности и не пострадают, когда все выяснится. А судя по реакции отца и мессера Лоренцо на письмо Дезмонда, все скоро решится.

Федерико устраивается на крыше и наблюдает за тем, как его семья собирается уезжать, - и тут же едва не валится с крыши, когда на него падает тень. Резко обернувшись, Федерико тянется за ножом, но тут темная фигура приседает, и он узнает черты Дезмонда под капюшоном.

Что за...

" Синьор Дезмонд, вы отняли у меня несколько лет жизни", - шипит Федерико и быстро выпускает нож.

"Простите, - говорит Десмонд с неловкой гримасой. "Я не пытался подкрасться к вам, если это вас утешит".

Он даже не пытался? "На самом деле нет", - говорит Федерико и садится на крышу поудобнее, чтобы не свалиться вниз и не попасть во двор. "Что... что я могу для вас сделать?"

Дезмонд прочищает горло. "У меня есть своего рода подарок, - говорит он и достает из своего толстого пояса мешочек, заметно наполненный. Из него он достает что-то, завернутое в потрепанный кусок ткани. "Его нужно доставить в Монтериджиони - Марио Аудиторе будет знать, что это такое. Поскольку вы отправляете туда свою семью, я подумал..."

Федерико хмурится и принимает подарок, который оказывается на удивление тяжелым в руке. Когда Десмонд не оставляет попыток остановить его, Федерико откидывает ткань в сторону, открывая два тяжелых каменных диска шириной примерно в ладонь каждый - на каждом из них есть символ. На одном - рука с вырезанным в ней скрытым лезвием, на другом - бутылка.

"Что это?" с любопытством спрашивает Федерико. Они не похожи на оружие, и на них нет никаких надписей - это просто каменные диски.

"Печати ассасинов из гробниц Дария и Ильтани", - говорит Десмонд. "Я и мои спутники останавливались в гробницах, так что... я подумал, что это будет вежливо".

Федерико смотрит на него с некоторым замешательством, а затем кивает. Гробницы? Он понятия не имеет, о чем говорит этот человек, но... у него такое чувство, что его отец, скорее всего, тоже не знает, что одновременно и успокаивает, и огорчает. В любом случае, ему не хочется волноваться по этому поводу.

Не сейчас, когда его семья собирает вещи для отъезда.

"Я позабочусь о том, чтобы дядя Марио получил их, наверное", - говорит Федерико. "Спасибо, я уверен, что это оценят".

Десмонд с любопытством смотрит на него, а затем опускает взгляд во двор. "Им будет безопаснее вдали отсюда", - говорит он, кивая в сторону двора.

"Да", - соглашается Федерико, а затем хмурится. "Как вы узнали, куда мы их отправляем?" - спрашивает он. "Ты следил за моей семьей?"

"Да", - говорит Десмонд и смотрит на него. "А разве я не должен был?"

"Почему?" говорит Федерико, сузив глаза.

Дезмонд выглядит немного смущенным. "Я... волновался?" - спрашивает он, а затем качает головой. "Ты даже не представляешь, насколько уязвима твоя семья. Я хотел убедиться, что они в безопасности. Я не хотел причинить им вреда".

"Я -" Федерико начинает говорить, но потом отводит взгляд, смущаясь. "Я... благодарю вас?" - говорит он, немного смущаясь.

Дезмонд кивает, снова опуская взгляд. Федерико прослеживает его взгляд до сцены внизу - Эцио по приказу матери несет к карете сундук с одеждой. Дезмонд смотрит им вслед - его радужные глаза сверкают янтарем в тени черного капюшона.

"Так будет лучше", - говорит Десмонд, скорее себе, чем Федерико, а затем поднимает глаза. "Я буду рядом вечером, если понадоблюсь", - говорит ассасин в черном капюшоне и так же внезапно, как появился, уходит, оставив Федерико смотреть ему вслед со смешанным чувством тревоги и полного недоумения.

Внизу, во дворе, его семья уже закончила собирать вещи и готова к отъезду. Покачав головой, Федерико засовывает печати под дублет и направляется к ним - будет время подумать о загадочных мастерах-ассасинах позже.

Компаньоны сеньора Дезмонда... по меньшей мере, интересны. Даже когда Федерико не может понять более двух слов из того, что они говорят - а слова эти в основном имена, - за ними интересно наблюдать. В них есть товарищество, которое настолько глубоко, что заставляет Федерико задуматься, а не родственники ли они все на самом деле, не братья ли и сестры. Если бы они не были так непохожи друг на друга...

Все они выходят из ванны свежевымытыми и явно в лучшем настроении - и все еще легкомысленно препираются друг с другом. Судя по вздохам и односложным ответам на любой сарказм, который бросает ему Шон, - а судя по звуку, их немало, - Дезмонд, похоже, стал объектом этих препирательств. Ребекка то и дело что-то говорит, в основном снисходительно, но в голосе постоянно чувствуется нежность.

Впрочем, не похоже, что произошло что-то большее, чем купание, поэтому Федерико не уверен, жаль ему или нет. Хотя они и стали немного более расслабленными, но не выглядят удовлетворенными. Жаль - он наслаждался мысленными образами.

Но еще большее удовольствие ему доставляет сам вид Дезмонда, свежевымытого, с поясом, доспехами, подсумками и различными ножнами, свисающими с руки, и опущенным капюшоном. Черты его лица еще более отчетливы, а скулы достаточно тонкие, чтобы дать Эцио фору. Кроме того, он наконец-то побрился, и, хотя россыпь бороды не выглядела на нем ужасно... чистое бритье идет ему больше, считает Федерико.

"Теперь все в порядке?" - спрашивает он, когда остальные следуют за сеньором Дезмондом в гостиную.

"Да, благодарю", - отзывается Дезмонд, проводя рукой по своим коротким влажным волосам и улыбаясь. "Еще раз извините за беспокойство".

"Все в порядке, это не было большой проблемой", - говорит Федерико, глядя на остальных. Шон трет глаза и корчит рожицы, а Ребекка перебирает пальцами свои влажные волосы, убирая их назад. "И похоже, вам это было нужно".

"Ну, да", - соглашается Десмонд и смотрит на остальных. "Очевидно, запах могильной воды не слишком привлекателен".

"Соглашусь, - слегка удивленно усмехается Федерико. Он замечал, что иногда в речи Дезмонда проскальзывают намёки на шутку, видимо, у загадочного мастера-убийцы есть чувство юмора. Очень мило. "Мой отец готовит для вас несколько документов, касающихся праздника, а Аннетта пока готовит ужин. Не хотите ли вы пока проверить свое снаряжение?"

"Да, было бы здорово, спасибо", - соглашается Дезмонд.

Федерико поднимается на ноги. "Тогда вам сюда", - говорит он и, возможно, слишком резко указывает в сторону дверей.

Шон поднимает на него глаза, моргает и что-то спрашивает, на что мастер-ассасин пренебрежительно машет рукой. Ребекка не произносит ни слова, прежде чем испустить вздох и опуститься на сиденье, где сидел Федерико, вытянув ноги и вздохнув с облегчением. Шон, подозрительно прищурившись, направляется к ней - и тут же охает.

Десмонд смеется и бросает взгляд на Федерико. "Если они украдут ваш диван, мне очень жаль".

"Как я понимаю, у вас в гробнице не так уж много удобств для сна, - весело замечает Федерико. Они явно не привыкли к суровым условиям жизни - впрочем, он мог бы догадаться об этом по тому, какое значение они придают купанию. Не то чтобы Федерико мог их винить - ему бы тоже не очень хотелось жить в гробнице.

"Не особо, к сожалению", - отвечает Дезмонд и поворачивается к двери. "А воровать и выносить матрасы - не самое простое занятие, когда вход находится на общественной дороге. Пойдемте?"

"Да, идём", - соглашается Федерико и выводит Дезмонда из гостиной через коридоры в ту часть палаццо, которая раньше, до того как Аудиторе получили это место, была комнатой для прислуги. Теперь большая часть этого помещения переоборудована для других целей, поскольку у них только один слуга, а Аннетта не живет с ними круглосуточно. Одна из комнат - мастерская, где Мария Аудиторе занимается живописью и творчеством - официально, неофициально, там отец поддерживает в рабочем состоянии свое снаряжение убийцы.

Дезмонд со странным выражением лица оглядывает комнату, картины на стенах, а затем поворачивается к верстаку и кладет на него свое снаряжение. Федерико с интересом наблюдает, как тот раскладывает детали, а затем идет за отцовским набором инструментов.

"Тебе нужно... ах, да", - говорит Федерико и смеется.

"Хм?" спрашивает Десмонд, поднимая глаза.

"Я как раз хотел предложить тебе перчатки, но неважно", - говорит Федерико и качает головой - Дезмонд уже в перчатках.

Ассасин смотрит на них сверху вниз и разминает руки, неловко улыбаясь. "Да, ну... все равно спасибо", - говорит он и возвращается к своему снаряжению.

Федерико смотрит на его руки - он никогда не видел Дезмонда без перчаток, да и тот надевал их прямо после ванны, так что... Наверное, это неспроста - и спрашивать об этом, наверное, невежливо. "Все твое снаряжение из Флоренции, - комментирует Федерико, пока Дезмонд расстегивает пряжки и поправляет ремни своих доспехов. Они тоже довольно новые - есть несколько царапин и потертостей, но в основном доспехи выглядят неповрежденными.

"Да, они у меня отсюда", - соглашается Дезмонд, проводя рукой по нагрудной защите и щелкая по ней ногтем. Затем он обращается к набору инструментов, просматривая, что там есть. "Мы прибыли сюда без всего".

Федерико кивает и присаживается на скамейку, чтобы понаблюдать. "А Ребекка и Шон совсем не бойцы?" Никто из них не носил никаких доспехов, даже их пояса не были такими толстыми и защитными, как у сеньора Дезмонда.

"Они могут, если потребуется, но они скорее планировщики и исследователи", - отвечает Дезмонд и берет щетку, чтобы очистить кожу от грязи. Он смотрит на Федерико. "Как долго ты тренируешься как ассасин?"

Федерико усмехается, наклоняясь к нему. "Уже три года", - отвечает он. "Отец начал обучать меня, когда мне было семнадцать".

Дезмонд смотрит на него весело, почти с изумлением. "В семнадцать?"

"И сколько же времени заняло твое обучение?"

Мастер-ассасин отводит взгляд, а затем издает ехидный смешок. "Это не сравнить", - пробормотал он, а затем отвел взгляд. "В семнадцать лет, да?"

"Думаю, это довольно поздно, по сравнению с тем, как это было в старые времена", - говорит Федерико, оглядывая его. "Но мама была непреклонна в том, что я должен прожить нормальную жизнь и детство и начать только тогда, когда вырасту, и отец согласился".

"Это хорошо", - задумчиво говорит Десмонд. "Да, хорошо".

Федерико слегка наклоняет голову, услышав его тон. "Пожалуй", - произносит он затем, чуть более приглушенно, размышляя о том, что могло бы быть, если бы его обучение началось раньше - если бы оно началось с рождения. Каким бы оно могло быть для Дезмонда.

"А твой брат?" спросил Дезмонд, переключая свое внимание на чистку поножей. "Его будут обучать?"

"Эцио? Да, его будут обучать", - говорит Федерико и слегка откидывается назад. "Отец, наверное, начнет, как только закончится дело Пацци - если дядя Марио не сделает это первым".

Дезмонд кивает, протирая поножи по очереди, а затем берет одну из тряпок в наборе инструментов и повторяет процесс с большей тщательностью, его движения выверены и отработаны. Опираясь локтем на край стола, Федерико прослеживает взглядом черты лица мужчины. В них действительно есть что-то знакомое, но он не может понять, что именно. Что-то в шраме...

В дверь стучат, и, когда Дезмонд и Федерико поднимают глаза, в комнату входит Джованни. "Прошу прощения - ваши спутники сказали мне, что вы будете... здесь". Он осекается, его брови слегка подрагивают.

" Сказали?" уточняет Дезмонд, вскидывая бровь, забавляясь.

Джованни моргает, а затем весело качает головой. "Ну, во всяком случае, сеньор Шон указал в эту сторону", - говорит он и размахивает листком бумаги, который держит в руках. "У меня есть некоторые детали нашего плана относительно праздника, я подумал, что мы могли бы обсудить их, пока вы работаете".

"Конечно", - говорит Десмонд и перетаскивает часть своего снаряжения на другую сторону стола. " Давайте".

Федерико уже знает большую часть плана - его просветили, что делать, как себя вести и с какими людьми держаться поближе на вечере, - поэтому он лишь с вполуха слушает, как Джованни подробно излагает план мастеру-ассасину. В основном речь идет о том, в каких комнатах им следует остановиться и насколько близко к Лоренцо - достаточно близко, чтобы предложить помощь, но не настолько близко, чтобы показаться подозрительными.

"Поскольку вы будете выступать в роли сопровождающего и наставника Федерико, вам, скорее всего, зададут несколько вопросов об этом", - говорит Джованни и смотрит на них: на Федерико - многозначительно, на Дезмонда - почти извиняющеся. "Я предлагаю вам решить, что послужит предметом вашего наставничества, чтобы это было правдоподобно".

" Хорошо", - соглашается Дезмонд. "Итак, сначала будет сбор, потом месса, потом ужин... хм. Вы готовы действовать, если во время мессы они ударят по Медичи?"

"Да, у нас есть люди на месте", - говорит Джованни. "Хотя это будет более рискованно - я надеюсь, что вы двое будете держаться поближе к Медичи во время мессы. Я тоже буду там, но, чтобы не спровоцировать покушение, останусь в тени. Они знают обо мне и, скорее всего, не станут действовать, если я буду там".

Дезмонд кивает. "Логично", - говорит он. "Что-нибудь еще, что я должен знать?"

Джованни смотрит на Федерико, обдумывая вопрос. Федерико делает как можно более невинный вид, и в итоге его отец только вздыхает. "Пожалуйста, если это возможно, позаботься о моем сыне", - говорит он. "Я доверяю его способностям, но он еще совсем новичок".

Федерико испускает преувеличенный вздох и прижимает руку к груди. "Отец, неужели ты можешь причинить мне такую боль?"

"Это правда", - жестко говорит Джованни. "Не переоценивай себя, Федерико. Тебе еще многому предстоит научиться".

Дезмонд смотрит на них, а затем отводит взгляд, возвращаясь к своему оборудованию. "Посмотрю, что можно сделать", - говорит он и тянется за маслом. "Мне бы не хотелось, чтобы с вашим сыном, сеньор Джованни, что-то случилось".

Оказавшись вне поля зрения мастера-ассасина, Федерико делает жест, похожий на обморок, и Джованни закатывает глаза.

"Я бы тоже, однако к сожалению, от многого его защитить можно, но он не облегчает задачу", - язвительно замечает Джованни и смотрит на Дезмонда и его снаряжение. Он с интересом хмыкает. " Вы предпочитаете ножи?" - спрашивает он.

"Пожалуй, кинжалы и ножи я нахожу быстрее", - соглашается Десмонд. "Ребекка работает над другими предметами, которые я мог бы использовать, но у нас нет такой мастерской, как эта", - говорит он, обводя рукой вокруг. " А пока я обхожусь кинжалами и метательными ножами".

"Она... умеет делать оружие?" с любопытством спрашивает Джованни.

"Она может сделать все, что угодно", - говорит Дезмонд и качает головой. "Пока у нее есть ресурсы. Которых у нас сейчас нет".

Федерико наклоняет голову, смотрит на отца и на лицо Дезмонда. Он не выглядит слишком обеспокоенным этим, но в нем есть намек на что-то. Усталость или, может быть, разочарование. "Не возражаете, если я спрошу, что случилось?" спрашивает Федерико. "Вы приехали во Флоренцию ни с чем, живете в склепе - вас ограбили или...?"

Хотя кто может ограбить мастера-ассасина?

Дезмонд отвечает не сразу, сосредоточившись на смазывании маслом нагрудного щитка. Затем он качает головой. "Нет, нас не ограбили", - говорит он и хмурится. "Можно сказать, что нас изгнали".

Глаза Джованни при этом расширяются, и он резко поднимает взгляд на Федерико. Федерико хмурится - это... как бы он ни восхищался Дезмондом, это настораживает. "Из какой ветви Братства вы принадлежите?" - медленно спрашивает он.

Сеньор Дезмонд никогда не претендовал на звание ассасина. Он носит капюшон и держится с практической легкостью прирожденного ассасина, но он никогда не называл себя так. И своих спутников он тоже так не называет - а они не бойцы. Значит ли это, что...

Дезмонд язвительно усмехается и качает головой, поглядывая на Джованни. "В дело вмешалась частица Эдема", - тихо признается он. "Мы не согласились с тем, как её собираются использовать, какие последствия это имело бы для мира. Поэтому... нас отослали туда, где мы не могли больше создавать проблем".

Опять этот термин. Федерико гримасничает от досады, глядя на отца, но выражение лица Джованни стало задумчивым и напряженным. "А эта частица Эдема, где она сейчас?"

"Очень, очень далеко", - говорит Десмонд с горьким смешком. "Здесь это не актуально".

"Понятно", - тихо говорит Джованни. "Значит, причина, по которой вы ищете Кодекс, эту Карту..."

Дезмонд качает головой. "В основном я просто хочу, чтобы она не попала в руки тамплиеров", - говорит он. "Это слишком большой риск. Мы не думаем, что им удалось расшифровать карту, слишком много фрагментов не хватает, и карта действительно читается только тогда, когда все фрагменты собраны вместе, но... лучше перестраховаться".

Джованни медленно кивает. "Да, я согласен", - говорит он, рассматривая другого ассасина. "Возможно, мы поговорим об этом позже - мне бы очень хотелось услышать больше о частицах Эдема и о том, что вы о них знаете".

Дезмонд кивает, но не отвечает - его внимание теперь полностью сосредоточено на снаряжении.

Джованни кивает. "Возможно, позже", - говорит он и отходит от верстака. "Ужин скоро будет готов - как только закончите здесь, присоединяйтесь к нам в столовой. Сын", - говорит он.

"Отец, - отвечает Федерико и складывает руки, не делая ни малейшего движения, чтобы встать.

Джованни рассматривает его, а затем качает головой. "Ты проводишь сеньора Дезмонда в столовую, как только он закончит", - просто говорит он.

"Конечно, отец, - отвечает Федерико и улыбается ему. Джованни закатывает глаза и поворачивается, чтобы уйти. Федерико смотрит ему вслед, а затем, нахмурившись, поворачивается к Дезмонду. "Что такое "частицы Эдема"?" - спрашивает он.

Дезмонд моргает и смотрит на него. "Отец тебе не рассказывал?"

Федерико качает головой. "И если ты сейчас скажешь мне, что я слишком молод, чтобы знать, или еще какую-нибудь подобную ерунду, ты потеряешь все мое уважение к тебе", - категорично заявляет он. "Отец бледнеет при каждом упоминании о них - что это такое?"

Дезмонд на мгновение задумывается, и в его улыбке появляется что-то язвительное и невеселое. "Это артефакты огромной силы. Можно назвать их магией, но на самом деле это высокоразвитая технология", - тихо говорит Дезмонд. "И они способны поработить человечество".

___________________________________________

Ужин, после рассказа Дезмонда, проходит мимо Федерико, и он не чувствует вкуса ни одного из блюд. В его голове крутятся мысли, которые не хотят укладываться, истории, мифы и легенды, не имеющие ни малейшего смысла. Если бы не реакция отца, он бы счел все это чепухой - но... но он не может.

Дезмонд молча ест рядом с ним, время от времени переводя для Джованни какие-то комментарии Шона и Ребекки, и наоборот - Федерико считает, что они в основном говорят о палаццо и его здании, о картинах на стенах. Шон почему-то интересуется архитектурой, но Федерико это не волнует.

Ассасины и тамплиеры, по словам Дезмонда, выросли вокруг древней войны за частицы Эдема, начиная с Райского яблока. Или Яблоко Альтаира, как его, по-видимому, называют, - вероятно, Дезмонд сказал так, потому что не был уверен, как эта информация могла передаваться, и передавалась ли она вообще. Насколько известно Федерико, это действительно сложно, потому что он никогда ничего не слышал об этой истории.

И, судя по всему, все это есть в Кодексе, который ищет Дезмонд, - рассказы Альтаира о Райском яблоке, о том, чему он научился благодаря ему, включая карту, на которой можно найти еще больше таких мест.

Все это кажется настолько безнадежно фантастичным, что Федерико просто не может - не в состоянии - осмыслисть. Он словно попал в сказку на ночь, только ужасную, с магией и способностью управлять умами людей.

И Дезмонд пришел из Ордена, который пытался использовать такой предмет и тем самым сделать что-то ужасное с миром? Федерико не может этого понять. Жизнь во Флоренции внезапно кажется такой безопасной, такой маленькой по сравнению с тем, что должно быть снаружи. И все, что у него есть, - это слова Дезмонда.

Было бы так легко отвергнуть все это как сказки, как ложь, как фантазии. Это должно быть легко.

Должно.

Ужин проходит мимо него, и прежде чем Федерико успевает заметить это, Аннетта убирает тарелки у них из-под носа и наливает еще вина. Федерико осушает половину своего бокала, так и не распробовав его, Дезмонд спокойно потягивает свое, а Шон и Ребекка принюхиваются к своим с разной степенью подозрительности и любопытства.

"Могу ли я сделать для вас что-нибудь еще?" спрашивает Джованни, глядя поочередно на Дезмонда и остальных. "Мне жаль признавать, что по соображениям безопасности я не могу предложить вам полное использование моего палаццо, мы находимся под слишком пристальным вниманием, чтобы это осталось незамеченным, но если есть что-то еще..."

Дезмонд откидывается на спинку кресла, отпивает вино и ставит его на место. "Наш первоначальный план не предусматривал длительного пребывания во Флоренции", - признается он. "Только столько, сколько потребуется, чтобы собрать страницы, которые здесь находятся, - но это заняло больше времени, чем нам хотелось бы. Да и гробница, в которой мы остановились, не очень-то подходит для длительного проживания".

""Да и вообще", - неуклюже бормочет Шон и произносит что-то на их родном языке, резкое и режущее.

"Да, и вообще для жизни", - соглашается Дезмонд и поворачивается к Джованни. "Если вы знаете место, которое мы могли бы приобрести тихо, чтобы никто не заметил..."

"Приобрести?" переспрашивает Джованни. "У вас есть деньги на такие вещи, но вы не остановитесь в гостинице?"

"В трактирах много народу и ходят слухи, а мы не вписываемся", - пожимает плечами Дезмонд.

"Конечно", - размышляет Джованни и откидывается на спинку кресла. "Мне придется подумать об этом - возможно, во Флоренции есть места, где вы могли бы устроить себе дом. Однако придется подождать до окончания встречи - сейчас это приоритет".

"Да, конечно", - соглашается Дезмонд. "В любом случае я был бы вам благодарен".

Джованни кивает, поглаживая пальцем подбородок и задумчиво наблюдая за другим ассасином. "Значит, вы собираетесь остаться во Флоренции надолго?" - с любопытством спрашивает он.

Дезмонд слегка хмурится, глядя на свой бокал, а затем поворачивается к своим спутникам и что-то говорит.

В Шона словно бросили петарду - он едва не взрывается от очевидных аргументов. Федерико удивленно откидывается назад, обмениваясь удивленным взглядом с отцом, когда тот, казавшийся до этого вежливым - пусть и язвительным - огрызается на Дезмонда, машет рукой и качает головой. Ребекка вмешивается в разговор, глядя на двух мужчин и качая головой, и Дезмонд со вздохом откидывается назад, говоря что-то, что не было воспринято должным образом.

Похоже, это старое разногласие - хотя слова загадочны, тон отчаяния и разочарования достаточно легко понять. Они перебирают старые аргументы в споре, который длится уже давно, а теперь обретает новую энергию благодаря новому предложению Дезмонда.

Шон, похоже, не согласен оставаться во Флоренции. Ребекка спокойнее, но тоже не в восторге - а Дезмонд кажется почти виноватым под шквалом аргументов Шона. И все же он что-то говорит, это звучит горько и саркастично, но в ответ ему отвечают чем-то, что звучит еще хуже и заканчивается очень разочарованным: "...Альтаир!"

"Шон!" Ребекка резко огрызается, а Дезмонд слегка вздрагивает.

Шон, наполовину вставший со своего места, виновато щурится по сторонам. "Извините меня", - неловко бормочет он и опускается на свое место, выглядя нервным.

Федерико переглядывается с отцом, чьи глаза слегка сузились, и молчание становится напряженным и неловким.

Наконец Дезмонд произносит что-то на их иностранном языке, а затем поднимает глаза. "Мы хотим остаться здесь только на время", - говорит он и одним махом осушает свой бокал с вином. Затем он встает. "И я думаю, что нам, наверное, стоит перестать беспокоить вас своими проблемами на сегодня. Простите за все хлопоты, которые мы доставили, - я могу отплатить за гостеприимство..."

"Нет, пожалуйста, все в порядке. Вы отплатите мне в тысячу раз больше, если поможете моему сыну в предстоящей миссии", - говорит Джованни и поднимается на ноги. "Я только рад, что оказался полезен, сеньор Дезмонд".

Мастер-ассасин кивает и спокойно натягивает капюшон, вновь скрывая черты лица в тени. "Еще раз спасибо", - говорит он, а Шон и Ребекка встают, тоже натягивая капюшоны, скрывая под ними разные оттенки недовольства.

Шон неловко произносит: "С-спасибо... за", а потом не может выговорить последнее слово и только склоняет голову. Ребекка даже не пытается, произносит неловкое "Спасибо" на неловком итальянском, а затем спешит за Дезмондом из комнаты, Шон следует за ней по пятам.

Федерико откидывается на спинку кресла, а Джованни медленно садится обратно. Некоторое время никто из них не произносит ни слова, глядя на то место, где сидели все трое.

"Шон только что назвал его Альтаиром?" тихо спрашивает Федерико, глядя на отца.

"Хм, интересно", - мрачно отвечает Джованни и зовет Аннет, чтобы она наполнила их бокалы.

____________________________________________

С приближением даты выполнения задания остается не так уж много времени, чтобы поразмышлять над загадкой Дезмонда, Шона и Ребекки. До начала задания Федерико видит Дезмонда всего один раз, после их визита в палаццо, и то только для того, чтобы убедиться, что их истории правильно выстроились на празднике.

"Думаю, безопаснее всего будет, если я стану твоим репетитором по языкам", - говорит Дезмонд. "Я знаю несколько, достаточно, чтобы притвориться учителем".

"Ну, большинство людей подумают, что ты здесь только для того, чтобы держать меня в узде", - говорит Федерико и беззастенчиво ухмыляется. "У меня есть репутация".

Дезмонд смотрит на него. " Мммм", - язвительно соглашается он. "Тем не менее, я буду учить тебя арабскому, латыни и в меньшей степени французскому. И, конечно, всему остальному, что должен учить монах, - Священному Писанию и прочему. Вас это устраивает?"

"Думаю, да. Я знаю немного из двух последних и почти ничего из первого. Кроме Символа веры, конечно", - признается Федерико и тихо произносит слова: "Laa shay'a waqi'un moutlaq bale kouloun moumkine", внимательно следя за реакцией Дезмонда.

Выражение лица ассасина приобретает слегка напряженный вид. "Верно - мы могли бы начать с этого", - говорит он и проводит рукой по лицу. "Я научу тебя, как правильно произносить это слово".

Убедительно это или нет, Федерико не уверен. Подозрения все еще существуют, и достаточно очевидно, что Джованни беспокоится, когда речь заходит о сеньоре Дезмонде. Они по-прежнему мало что знают о нем и его происхождении - как бы открыто он ни делился своими секретами, эти секреты, похоже, не слишком основаны на фактах, что делает их труднодоказуемыми.

Здесь что-то происходит, что-то большое. Это в мастерстве и открытости слов, в намеке на растерянность и чувстве потери, в нехватке ресурсов и в легкости их накопления. Дезмонд странный, его спутники совершенно чужие, и мало что в нем имеет смысл - слишком много загадок друг на друге. Это должно отталкивать.

Но на самом деле это не так.

Чем больше загадок раскрывает Федерико, тем больше ему хочется их разгадать - раздеть Дезмонда до нитки, пока он не узнает о нем все, что только можно. А может, и просто раздеть его догола, ведь, несмотря на инцидент с купанием, он видел Дезмонда только в полном облачении. Если учесть, что мужчина полностью видит его грудь, а взамен предлагает так мало, это довольно несправедливо.

Если бы было больше времени... но, увы, праздник приближается.

_________________________________________

В обычных условиях Федерико обожает подобные сборища. Нарядиться во все самое модное с Эцио на одной стороне и Клаудией на другой, готовыми броситься в мир неприятностей, - это весело. Особенно, если на это мероприятие приглашены Вьери и им подобные - нет ничего более захватывающего, чем вечеринка с врагами. Вот только обычно все происходит не так буквально, как в этот раз.

Обилие угроз, ножей и потенциальных убийств сводит на нет все веселье. Как и отсутствие братьев и сестры - да и отца тоже. Джованни может присутствовать, но только за кулисами, а не в открытую - и тогда Федерико остается один на один с вопросами, обвинениями и потенциальными оскорблениями, не имея никакой реальной поддержки. И почему-то он сомневается, что синьор Дезмонд станет защищать за него честь семьи Аудиторе.

Учитывая, сколько Пацци будет присутствовать на этом мероприятии, Федерико не очень-то и хочется.

Но миссия есть миссия, и он готов выполнить свой долг. Поэтому он облачается в чистую рубашку, свежевыглаженные брюки и дублет, который он довольно неудобно застегивает до самого основания шеи. Пока Аннетта начищает его лучшие сапоги, Федерико обдумывает, какой бы камзол надеть, чтобы завершить наряд - ведь придется надеть и шляпу, не так ли? Какая тягомотина.

"Должна сказать, сер Федерико, что вам очень идет этот наряд", - замечает Аннетта, протягивая ему свежевычищенные сапоги, пряжки которых сверкают новой полировкой.

"Мне кажется, что я задыхаюсь в этом", - бормочет Федерико, поправляя воротник. "Должно быть, я вырос него, но ведь костюм не должен тебя душить?"

Аннетта усмехается и принимается поправлять воротник, подтягивая ткань то тут, то там и расправляя его. Это немного ослабляет тесноту, но не сильно. Затем Аннетта достает камзол, также свежевыглаженный и вычищенный, и накидывает его на плечи.

"Я сварюсь во всем этом", - стонет Федерико, оттягивая передние лацканы камзола. "А я чувствую себя фазаном, которого наряжают к ужину".

"О, но вы действительно очень красивы, молодой господин", - весело говорит Аннетта. "Ради приличия приходится страдать. Итак, шляпа", - говорит она и берет с вешалки одну, раскошную, с великолепными, пышными перьями. "По-моему, она очень хорошо смотрится с этим камзолом, а вы как думаете?"

Федерико вздыхает. "Я беру свои слова обратно - я буду павлином", - говорит он. "Почему, почему я не могу носить капюшон, как подобает настоящему ассасину?"

"Потому что, сын мой, ты пытаешься слиться с толпой, а не выделиться", - говорит Джованни, заходя в комнату, - и ему легко говорить: на нем капюшон, на самом деле он в полном облачении ассасина. Это ужасно несправедливо. "Ты выглядишь очень хорошо, Федерико", - говорит Джованни с довольным видом. "Если бы твоя мать могла тебя видеть, она бы заставила тебя позировать для рисования часами напролет".

"О, боже упаси", - говорит Федерико и вздыхает, пока Аннетта укладывает его волосы и надевает ему на голову шляпу, художественно надвинутую так, что тень от нее падает на правую щеку. "Это невыносимо", - бормочет Федерико. "Я выгляжу как идиот. Я похож на Вьери".

"Вьери де Пацци никогда не выглядел таким красивым", - весело заверяет его Джованни и подается вперед, чтобы поправить камзол, расправляя его складки так, чтобы они более элегантно падали на левое плечо. " Я пойду вперед, а вы дождитесь прибытия сеньора Дезмонда и отправляйтесь вместе. Ты знаешь, что делать, сын".

Федерико вздыхает и опускает взгляд на свою правую руку. Взмах запястьем - и из скрытых ножен на внутренней стороне руки вылетает клинок. "Да, отец", - говорит он и убирает клинок еще одним движением руки. "Я готов".

Джованни кивает, а затем берет его лицо в свои теплые руки и проводит большими пальцами по щекам, чисто выбритым для праздника. "Если дело дойдет до этого и тебе придется убить, не останавливайся и не думай", - говорит он. "Нельзя останавливаться в середине действия. Действуй первым и быстро - остановись только тогда, когда будешь в безопасности, не рискуя собственной жизнью".

Федерико переводит дыхание и кивает. "Да, отец".

"Я хочу, чтобы ты вернулся в целости и сохранности, Федерико", - говорит Джованни. "Я буду рядом, но могу оказаться слишком далеко, чтобы помочь тебе. Оставайся рядом с сеньором Дезмондом и следи за собой. Не рискуй понапрасну".

"Да, отец".

Джованни гладит его по щекам, а затем тянется, чтобы поцеловать в лоб. "Держи свой клинок подальше от крови невинных", - произносит он.

"Прячься у всех на виду", - продолжает Федерико. "И никогда не компрометируй Братство".

"Пусть твой шаг будет легким, а клинок быстрым, сегодня ночью", - говорит Джованни. "И пусть ты принесешь своим врагам мир, ассасин".

Федерико подаётся в объятия отца, а затем высвобождается. Джованни еще раз оглядывает его и серьезно кивает. В последний раз сжав плечо Федерико, мастер-ассасин в своих полных регалиях поворачивается и уходит. Федерико некоторое время смотрит ему вслед, а затем медленно выдыхает.

Ассасин, думает он. Да. Он - ассасин, и сегодня он может выполнить работу ассасина. И он готов. Он готов.

"Это большой день", - тихо говорит Аннетта.

"Больше, чем ты думаешь", - соглашается Федерико и улыбается, поворачиваясь к ней и раскидывая руки. "Итак, если честно, как я выгляжу? Надеюсь, восхитительно?"

Аннетта рассматривает его, хмыкая. "Ну, - говорит она задумчиво. "Зная, как сильно ты хочешь избавиться от этой одежды..."

Федерико смеется, и это несколько ослабляет напряжение - пусть и не до конца. "Иди, пожалуйста, Аннетта, присмотри за домом и скажи мне, когда придет мой репетитор. Я бы не хотел опоздать на праздник".

Сеньор Дезмонд прибывает вскоре после ухода Джованни - и, как обнаруживает Федерико, он тоже одет по случаю. Мантия Дезмонда, хотя и похожа на ту, что он обычно носит, сделана из более тонкого материала и имеет меньше обтрепанных ниток. На нем также чистый черный плащ с глубоким капюшоном, почти закрывающим другой капюшон, который он уже носит под ним. Плащ полностью закрывает все предметы одежды, - он действительно похож на монаха. У него даже четки на боку, сияющие ярко-красным цветом, которые он слегка сжимает в руке.

"Брат Аквила, - приветствует его Федерико, сглатывая. Почему-то сегодня сеньор Дезмонд... выглядит иначе - что-то в его осанке изменилось. Он двигается как монах, не спеша и медитативно.

"Молодой господин", - говорит второй ассасин и медленно, почти смиренно склоняет голову. "Полагаю, вас пригласили на прием. Готовы ли вы отправиться?"

Он и говорит по-другому - должно быть, тренировался. А может, как мастер-ассасин он просто хороший актер, и просто до сих пор не было повода использовать эти навыки. Федерико неловко теребит подол своей куртки и поднимает подбородок - если сеньор Дезмонд так старается, то и ему, наверное, стоит. "Да", - говорит он, стараясь изобразить скучающее жеманство молодого дворянина. Уф. "Пойдемте".

Дезмонд спокойно склоняет голову и ждет, пока он пойдет вперед, а затем шагает позади него, чуть в стороне, чтобы идти рядом с его локтем. Как учитель - или слуга - благородного человека. Немного странно, зная, кто этот человек и на что он, несомненно, способен. Но чтобы мастер-ассасин выступал в роли слуги... это немного нервирует.

И в то же время странно, почти ошеломляюще захватывает.

Успокойся, мальчик, - с глубоким вздохом думает Федерико, пытаясь унять колотящееся сердце и расшатанные нервы, когда они выходят из палаццо и направляются к карете, ожидающей их у входа. Им предстоит выполнить задание.

Лучше сосредоточится на нём.

Палаццо Аудиторе захвачено врагами. Федерико и Дезмонд смотрят на них сверху, пока те пробираются через двор и врываются в здание, рыская по комнатам - в поисках всего, что можно использовать либо для их захвата, либо в качестве улик против них.

На улицах уже вовсю идут слухи. Один глашатай кричит о покушении на Медичи, совершенном Пацци; на другой улице глашатай заявляет, что Медичи совершили покушение, а целью были Пацци. Поскольку Медичи находятся в подполье, Пацци мертвы или разгромлены, а большинство людей в их рядах ранены или умирают, ясности в передаваемых из уст в уста сведениях мало.

И Федерико не может найти своего отца.

"Они бы не пришли сюда, раз уж Родриго знает о Джованни", - тихо говорит Дезмонд. "Это первое место, где они стали бы искать. Джованни не стал бы приводить сюда Лоренцо и Джулиано".

"Да", - мрачно произносит Федерико, когда на втором этаже солдат распахивает окно, едва не разбив его. "Но куда же они тогда делись? Их не было в Палаццо".

Дезмонд не отвечает, глядя в сторону. "Нет, их не было", - говорит он, а затем смотрит на Федерико. "Откуда ты это знаешь?"

Федерико хмурится и вздрагивает, когда что-то внутри дома разбивается - похоже, стекло. Его руки все еще немного дрожат при мысли о Вьери и крови на его руках - но все же... он больше всего хотел бы спуститься вниз и выгнать этих ублюдков из своего дома. Он всегда знал, что однажды может случиться нечто подобное - их дом обыскивают уже не в первый раз, но... это ощущается как оскорбление. Посягательство, с которым ему трудно смириться.

"Я... это было странно", - говорит Федерико и проводит пальцами по глазам. "Там что-то произошло, я... я не знаю. Все было красным и... я просто знал".

В голове у него по-прежнему шумит, хотя с тех пор, как они вышли из палаццо Медичи, ощущение немного ослабло. И все же эхо этого ощущения гудит в его голове - такое чувство, будто его мысли вдруг стали слишком велики для его черепа.

Дезмонд некоторое время молча смотрит на него из-под капюшона, а затем закрывает глаза. Когда он открывает их, в его радужных оболочках полыхает янтарь, и они почти сверкают в слабом свете луны. "Федерико", - говорит он. "Закрой глаза и сосредоточься".

Федерико смотрит на него сквозь пальцы, а затем его глаза расширяются. "Нет", - недоверчиво говорит он. "Разве я...?"

"Закрой глаза - и сосредоточься", - снова говорит Дезмонд, наблюдая за ним. "Смотри - не глазами, а... чем-то другим. Думаю, теперь ты знаешь, на что это похоже".

Выдохнув, Федерико склоняет голову и позволяет глазам закрыться. Это... чувство, словно жужжание за глазами. Что-то меняется, что-то сдвигается, и он знает, что если откроет глаза, то увидит мир в оттенках серого, с людьми, окрашенными в оттенки врага и союзника, и...

"Не думал, что это будет так", - бормочет Федерико и осторожно приоткрывает глаза. Черты лица Дезмонда залиты золотистым сиянием. "Ты сказал, что это не зрение".

"Это не... - это просто то, как оно работает с людьми, потому что зрение - самое сильное человеческое чувство, и наш мозг легче всего может его перевести", - говорит Дезмонд, пристально вглядываясь в его глаза. "Чем больше ты им пользуешься, тем меньше оно привязано к физическим чувствам - привыкнув к нему, ты начинаешь ощущать вещи за пределами видимости. Ты можешь сказать, сколько врагов в доме?"

Федерико моргает и опускает взгляд. Как будто он вдруг стал видеть сквозь стены - нечетко, но есть ощущение людей внизу, которые ходят по дому, проверяют комнаты, роются в шкафах. "Четырнадцать", - говорит он.

"Хорошо", - говорит Дезмонд. "Теперь ты знаешь, где твой отец?"

Федерико хмурится - откуда ему это знать, - но он знает. Словно далекий свет где-то за пределами его поля зрения, сияние какого-то неописуемого чувства, которое говорит ему: сюда. "Я... как?" спрашивает Федерико, потрясенный. "Как, черт возьми?"

"Он твой отец, и эта важность отмечает его в твоих чувствах", - пожимает плечами Дезмонд и встает. "Чем сильнее значимость, тем легче следовать за человеком. Если ты сейчас сосредоточишься, то, возможно, сможешь выследить и остальных членов своей семьи".

"Я не... Я думал, что это..." Федерико опускает глаза и качает головой. Очевидно, что он очень мало знает о том, как работает эта способность. Может, никто из них не знает - даже Эцио никогда не упоминал об этом. Может быть, Эцио тоже не знает, никогда не использовал ее в полной мере - как ассасин.  "Хм..."

Дезмонд кивает и отворачивается. "Пойдем искать твоего отца".

В голове Федерико еще не улеглось осознание того, что он каким-то образом, окончательно и без всякого умысла, развил Зрение, а они с Дезмондом уже мчатся по крышам. На улицах города бои несколько затихают - поскольку лидеры обеих сторон либо мертвы, либо не могут отдавать приказы, солдаты Медичи и Пацци постепенно отступают. А вот наемники - нет: пока Федерико ведет Дезмонда с одной крыши на другую, они видят, как те врываются в магазины, грабят людей и вообще устраивают беспорядки.

Если оставить все в таком состоянии, то утром в городе будет полный бардак.

Это сильно портит то немногое хорошее настроение, которое осталось у Федерико после праздника, - точнее, это прекрасное, пусть и короткое происшествие в чулане. Дезмонд больше ничего не сказал по этому поводу, кроме того, что вытолкал его из палаццо Медичи, и теперь, когда они на улице, Федерико даже не знает, что сказать. Это почти облегчение, что на это нет времени.

Однако он не думает, что заставил Дезмонда почувствовать отвращение. По крайней мере, мужчина все еще может смотреть на него, хотя выражение его лица при этом становится напряженным и странным.

"Вон там, - бормочет Федерико, когда они останавливаются на углу крыши, и Дезмонд тормозит рядом с ним, приседая для равновесия. "Вон тот дом".

Ничего примечательного - небольшой двухэтажный дом, на крыше которого расположено то, что похоже на офис небольшого банка. Банк выглядит немного обветшалым, он определенно не похож на банк Медичи, который всегда содержался в порядке, но Федерико каким-то образом знает, что его отец находится там, внутри здания.

"Думаю, это убежище", - говорит Федерико и смотрит на Дезмонда.

Дезмонд оглядывается вокруг, его глаза сияют. "Думаю, все чисто", - говорит он. "Я не чувствую никаких охранников".

"Я тоже", - бормочет Федерико и снова трет глаза - ощущение странное. Как будто он долго смотрел на что-то, скосив глаза. Или, может быть, как будто он слишком долго смотрел на солнце. "Если это не физическое, то почему у меня болят глаза?"

"Потому что человеческий мозг глуп", - вздыхает Дезмонд. "А твой пытается заставить твои глаза делать то, на что они на самом деле не способны. Через несколько недель перестает ощущаться напряжение".

Федерико хмурится. "Но почему... почему меняется цвет твоих глаз?"

Дезмонд смотрит на него. " Не меняется", - медленно говорит он.

"Но - это так", - говорит Федерико и открывает глаза. "У вас с Эцио глаза меняют цвет, когда вы используете Зрение, Орлиное Зрение. А мои так не делают?"

Дезмонд наклоняет голову. "Да... но это видно только людям с Орлиным зрением", - говорит он, а затем задумчиво наклоняет голову. "И, возможно, тем, кто близок к его развитию. На самом деле в наших глазах ничего не меняется физически - все в голове. Включая цвет".

Федерико моргает. "Но..." - начинает говорить он и тут же хмурится. "О."

Дезмонд наклоняет голову и смотрит в сторону, на здание, в котором скрывается Джованни Аудиторе - и Медичи, как надеется Федерико. "Думаю, тебе стоит присоединиться к отцу и сообщить о случившемся", - говорит он. "Пусть он знает, что с тобой все в порядке - он наверняка волнуется".

"Ты должен пойти со мной", - быстро говорит Федерико.

Дезмонд неловко сдвигается с места и смотрит в сторону. "Федерико..."

"Ты тоже должен доложить; они захотят узнать, что произошло - а ты, вероятно, видел больше, чем я. Кто выжил, кто умер, кто и как пострадал - кто участвовал в нападении... Я не мог видеть всего", - говорит Федерико и придвигается ближе. Дезмонд отстраняется от него, бросая на него настороженный взгляд. "Пожалуйста", - говорит Федерико и вновь подходит.

Он не может позволить Дезмонду скрыться в тени до того, как они все уладят, не может. Если ему не повезет, он не увидит Дезмонда несколько дней, и кто знает, что случится за это время. И Дезмонд поцеловал его - Федерико сделал это первым и, возможно, слишком откровенно, но Дезмонд поцеловал в ответ. И, ей-богу, Федерико хочет, чтобы он сделал это снова, и поскорее - как только они уладят все остальное.

А этого не случится, если мужчина сейчас ускользнет и просто исчезнет.

Дезмонд, очевидно, тоже думает об этом, неловко оглядываясь по сторонам, словно ища пути к отступлению. Затем он опускает взгляд на улицу и вздыхает. "Ладно", - говорит он. " Идем."

С облегчением вздохнув, Федерико ждет, пока Дезмонд спустится по краю крыши, а затем следует за ним - вместе они соскальзывают на улицу. Пока Дезмонд сторожит, Федерико подходит к двери и стучит.

Проходит мгновение - и, несомненно, кто-то украдкой подглядывает через дыру в окне или стене, - прежде чем их впускают. Как только Федерико входит, он оказывается в крепких объятиях отца, а Джованни Аудиторе облегченно вздыхает: "Слава Богу, с тобой все в порядке".

"Здравствуй, отец", - отвечает Федерико и обнимает отца, а Дезмонд тихо закрывает за ними дверь. "Не о чем беспокоиться - на мне ни царапины".

"Слава Богу, слава Богу", - шепчет Джованни, а затем толкает его назад, чтобы осмотреть, проводит руками по плечам Федерико, а затем зажимает его лицо между ладонями. "Ни царапины?" - требует он.

"Ни единой царапины", - заверяет Федерико, и его снова обнимают, коротко, но крепко.

"А вы, сеньор Дезмонд, остались целы и невредимы?" спрашивает Джованни.

"Да - как насчет Медичи?" спрашивает Десмонд. "Я видел, как оба получили ранения".

"Джулиано был ранен, но нам удалось остановить кровотечение, прежде чем он сильно ослабел. Лоренцо тоже задели, но несерьезно", - отвечает Джованни и ведет их прочь от парадных дверей и вглубь здания - в убежище. Там сидят воры и несколько проституток - некоторые из них знакомы Федерико. Все они с мрачными лицами, а некоторые и вовсе в слезах.

Должно быть, они потеряли друзей во время нападения.

"Что там происходит?" спрашивает Джованни. "У нас есть кое-какие новости, но ничего такого, чему мы могли бы доверять - что произошло в Палаццо после того, как мы запечатали дверь?"

Федерико переводит дыхание. Теперь он не уверен, что его отец много видел - убил ли он Вьери до или после того, как Медичи отступили? В его голове все смешалось в путаницу оттенков, крови и ужаса.

"Франческо де Пацци мертв, и Вьери тоже", - говорит Дезмонд. "Я видел Баньоне на полу, истекающего кровью, но не могу сказать, смертельно это или нет. Барончелли был сильно ранен, ему вспороли живот, так что я сомневаюсь, что он переживет ночь, если уже не мертв. Отец Маффеи сбежал, я думаю, как и Уберто Альберти".

Федерико смотрит на него, а Джованни мрачно кивает. " И Уберто был бы тем, кто распускал слухи о засаде Медичи на Пацци".

"Возможно", - соглашается Дезмонд и стягивает с себя верхний плащ, бросая его на вешалку для одежды, когда они проходят мимо нее. Под ним его одежда, измененная в соответствии с его обычным стилем - с косым подолом, распахнутым для удобства движений, и полной броней поверх нее. "Хотя это может быть и Родриго, велика вероятность, что он в городе - без его разрешения они бы не двинулись на Медичи".

"В нашем палаццо было полно народу - туда мы и направились в первую очередь", - тихо говорит Федерико. "Они обыскивают дом".

"Хм", - хмыкает Джованни в ответ, хмурясь. "Ну, это должно было случиться. Они не должны ничего найти - и тогда возникает вопрос, как получилось, что вы нашли нас здесь?" - спрашивает он, глядя между ними. "Это место неизвестно - Ла Вольпе только недавно выделил его в пользование своей гильдии".

Федерико прочищает горло и смотрит на Дезмонда, который делает жест, мол, это ваше дело. "Я... я развил Дар, отец", - говорит Федерико. "И с его помощью я смог выследить вас".

Джованни смотрит на него, и Федерико видит, как в тот момент, когда информация действительно доходит до него, его глаза расширяются, удивленные, а затем восхищенные. "Зрение - у тебя? С каких пор?" - требует он и снова берет лицо Федерико между ладонями, заглядывая ему в глаза. "Как?" - спрашивает он с недоверчивым смешком, а затем смотрит на Дезмонда. "Ты..."

"Я дал несколько советов", - пожимает плечами Дезмонд и бросает непонятный взгляд на Федерико. "Но Федерико уже давно был на грани, так что многого не потребовалось".

Федерико слегка ерзает. У него возникло ощущение, что то, как пристально он разглядывал Дезмонда в тени, могло как-то повлиять на срок освоения. Он прочищает горло. "Это случилось в середине боя", - признается он. "Сеньор Дезмонд сказал мне, что я могу использовать его, чтобы найти вас, и... я так и сделал".

Джованни изумленно качает головой и гордо кладет руки на плечи Федерико. "Мы поговорим об этом позже", - обещает он. "Я хочу услышать все - но пока Медичи должны знать, что происходит в городе. Идемте сюда, вы оба".

Он ведет их по коридору, поднимается по скрипучей деревянной лестнице на верхний этаж. Там врач в маске лечит раны Лоренцо Медичи, а Джулиано лежит на испачканной кровью кровати, без сознания и уже обмотанный бинтами. Выглядит это так, будто кому-то почти удалось оторвать ему голову.

"Джованни, - говорит Лоренцо Медичи, отвернувшись от врача. "Юный Федерико - какие новости?"

Пока Джованни пересказывает ему то, что рассказали Федерико и Дезмонд, последний отходит к окну, чтобы осмотреть улицу снаружи, а Федерико проводит рукой по шее. В глубине души он все еще чувствует дрожь, но теперь, когда все улеглось и отец рядом, в целости и сохранности... все возвращается, нахлынув волнами.

Смерть Виери, кровь, борьба - ощущение Дезмонда, когда он прижимал мужчину к стене чулана, прямо посреди смертельной опасности, пока они пытались сбежать. Это было прекрасно, но, Боже правый, о чем он думал?

Теперь в плечах Дезмонда появилась жесткость, которой не было раньше: глаза отведены, голова склонена. Ему не настолько не по себе, чтобы бояться встречи с Федерико, это уже доказано, но он выглядит...

пристыженным.

"Ситуация быстро выйдет из-под контроля, если мы позволим ей развиваться подобным образом", - бормочет Лоренцо. "Мы должны остановить распространение слухов и разобраться с Гонфалоньером, пока он не успел причинить еще больший вред. Джованни - могу ли я доверить тебе это?"

Джованни переводит дыхание, и Федерико встревоженно поднимает взгляд. Лоренцо просит отца пойти и совершить убийство?

"Да", - говорит Джованни. "Вы можете рассчитывать на меня, ваше превосходительство".

"Спасибо", - говорит Лоренцо, а затем морщится от того, что делает доктор. Покачав головой в сторону врача, который озабоченно вскидывает взгляд, он поворачивается и смотрит на Федерико, а затем на Дезмонда. "Я так понимаю, это вас надо благодарить за все", - говорит Лоренцо. "Предупреждение исходило от вас".

"Да", - отвечает Дезмонд и поворачивается лицом к мужчине.

"Спасибо", - снова произносит Лоренцо и склоняет голову. "Хотя мне хотелось бы, чтобы вы принесли нам более приятные новости, я ценю предупреждение - и ваши действия в палаццо. Вы оказали мне и моей семье большую услугу - если я могу чем-то отплатить вам за это..."

Дезмонд отвечает не сразу, сжимая левое запястье правой рукой. "Джованни сказал мне, что у вас есть страница из кодекса, написанная по-арабски, - говорит он. "Я хотел бы получить ее".

"И это все?" спрашивает Лоренцо, наблюдая за ним. "По словам Джованни, у вас нет подходящего места, чтобы остановиться здесь. Я владею многими зданиями и поместьями по всей Флоренции, и я отдавал больше за меньшие услуги. Вы потенциально спасли жизнь моей семье. Конечно, простой клочок бумаги - ничто в сравнении с этим".

Дезмонд склоняет голову. "Я не заинтересован в том, чтобы быть связанным с политикой Флоренции", - говорит он. "Или к службе вашей семьи. Страница кодекса меня вполне устроит".

Лоренцо хмурится и смотрит на Джованни, который едва заметно качает головой. "Понятно", - говорит он и слегка откидывается назад, когда врач заканчивает свою работу и идет перевязывать его раны. "Тогда денежное вознаграждение - мне бы не хотелось, чтобы стало известно, что моя семья не платит по счетам".

Дезмонд со вздохом кивает. "Если нужно", - говорит он. "Я не откажусь".

"Значит, решено", - говорит Лоренцо и слегка приподнимает руки, чтобы доктор мог обмотать повязку вокруг его торса, слегка морщась при этом. "Хотя вы должны меня простить, но доступ к средствам займет некоторое время. Не могу свободно оперировать в городе, охваченном беспорядками", - говорит он и бросает взгляд на отца Федерико.

"Мы разберемся с этим", - обещает Джованни и смотрит на Федерико. "Сын, я могу доверить тебе обойти и разобраться с глашатаями?"

"Да, отец", - кивает Федерико. "А как же наш дом?" - неуверенно спрашивает он, и в его голове проносится мысль: а что, если бы они не отослали семью?

Он бросает взгляд на Дезмонда, который смотрит в сторону. Он знал, каким-то образом. Он знал, что последствия дойдут до Палаццо Аудиторе - и если бы отец не принял меры, услышав предупреждение Дезмонда, они могли бы найти мать, Эцио, Клаудию, Петруччо, беззащитных и легких для захвата... или убийства.

"Они будут обыскивать его, пока не убедятся, что он пуст, а потом будут ждать нас в засаде столько, сколько смогут - или сколько им за это заплатят", - говорит Джованни и качает головой. "Как только мы разберемся с Уберто Альберти, а глашатаи займутся другими делами, все должно успокоиться. Пока же здесь будет наша штаб-квартира".

"Да, отец".

Джованни кивает, а затем смотрит на Дезмонда. "А что скажете вы, сеньор Дезмонд? Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь в установлении мира в городе?"

Дезмонд колеблется. "Я помогу этой ночью", - соглашается он и кивает.

Дрожь пробегает по позвоночнику Федерико от странной окончательности этого слова - "этой ночью". Как будто к утру... он больше не будет им помогать. Встревоженный, Федерико поворачивается к Дезмонду и пытается поймать его взгляд, но Дезмонд отказывается смотреть на него - вместо этого он смотрит на Джованни.

Джованни медленно кивает. "Надеюсь, нам еще есть что обсудить", - говорит он, бросая взгляд на Лоренцо, затем на Федерико и снова на Дезмонда. "Мы встретимся здесь на рассвете и посмотрим, как развивается ситуация".

Дезмонд кивает и поворачивается на пятках. "До утра", - говорит он и выходит за дверь.

Федерико бросает на отца быстрый взгляд, пытаясь одновременно извиниться и объясниться и, вероятно, терпя неудачу, а затем бросается за Дезмондом, прежде чем тот успевает скрыться. Дезмонд уже спускается по лестнице и добегает до двери, когда Федерико настигает его, хватает за руку и останавливает. Вокруг все замирают, занятые уборкой или лечением своих ран: и воры, и шлюхи оборачиваются, чтобы посмотреть на двух ассасинов.

Одно неверное слово, и они устроят сцену, а судя по поведению Дезмонда, это последнее, чего он хочет.

"Пожалуйста", - только и говорит Федерико, пытаясь передать все, но при этом ничего не раскрывая в этом единственном слове. Так много всего нужно обсудить, извинения, объяснения, требования, потенциальное удовольствие, и пока их глаза встречаются, Федерико пытается передать все это. Пожалуйста, мы можем поговорить, прежде чем ты сбежишь?

Рука Дезмонда напрягается под его рукой, но он не делает никаких движений, чтобы освободиться от прикосновений Федерико. Его глаза сужаются, щеки напрягаются, когда он стискивает зубы, а затем он отворачивается. "Хорошо", - говорит он. "Пойдем".

Без колебаний Федерико следует за ним к выходу, скрывшись из поля зрения любопытных союзников. На улице Дезмонд оглядывается по сторонам, а затем ведет его в замкнутое пространство во внутреннем дворе здания напротив, скрытое в тени нескольких декоративных деревьев и разлапистой листвы винограда, растущего на балконах сверху. Здесь слишком темно, чтобы видеть.

И когда Дезмонд поворачивается к нему лицом в этой тени, Федерико снова почти одолевает желание прижаться к нему, прижать его спиной к той стене под виноградной лозой, где они были бы полностью скрыты, и поцеловать его. Тени ужасно несправедливо заставляют Дезмонда казаться таким манящим.

Должно быть, это отражается на его лице, потому что Дезмонд смотрит на него настороженно, слегка отстраняясь.

"Мне не жаль", - тихо говорит Федерико. "Я не сожалею, и ты тоже не смей".

"Сейчас действительно не время для этого", - бормочет Дезмонд, отворачиваясь и гримасничая.

"Ну, ты выглядишь так, будто собираешься сбежать и не обращать на это внимания, так что приходится", - говорит Федерико и смело подходит ближе, несмотря на то, что Дезмонд отшатывается, словно хочет отступить. "Пожалуйста, пожалуйста, не надо... не испытывай стыда. Не может быть грехом любить кого-то, мужчину или женщину, в этом нет ничего постыдного".

"Я знаю, что нет", - огрызается Дезмонд, почти защищаясь. "Ты что, думаешь, я...", - он останавливается и разочарованно выдыхает. "Я не стыжусь этого".

"Тогда в чем же дело?" спрашивает Федерико, придя в замешательство. Если это не стыд за то, что он хочет мужчину, тогда что? "Почему ты смотришь на меня так, будто тебе стыдно?"

"Потому что я... Федерико, ты...", - и тут он снова останавливается, выглядя еще более расстроенным, делая беспомощное движение в его сторону. "Ты..."

"Я...?" спрашивает Федерико, наклоняясь к нему, смущенный и взволнованный заново. "Я что, слишком нетерпелив, слишком прост, слишком прямолинеен? Я могу вести себя скромно, робко и застенчиво, если тебе это нравится". Некоторым мужчинам это нравится, хотя у Федерико это ужасно получается. "Я могу даже изобразить нежелание, если тебе это нравится..."

"О Боже, пожалуйста, не надо", - почти стонет Дезмонд и проводит рукой по лицу, отводя взгляд. "Господи, мать твою".

Да, он определенно не верующий человек, не с такими ругательствами, - язвительно думает Федерико и наклоняется. "Тогда что?" спрашивает Федерико, подходя ближе. "Ты ведь желаешь меня, не так ли?" - спрашивает он и наклоняет голову, пытаясь встретиться взглядом с Дезмондом под капюшоном и под рукой в перчатке. "Не так ли? Хм?"

Дезмонд не отвечает, на мгновение сжимая пальцами переносицу и медленно вдыхая и выдыхая. Однако он не отрицает этого, и Федерико победно ухмыляется, наклоняясь к нему и радостно мурлыча.

Дезмонд останавливает его, прижимая руку к частично обнаженной груди Федерико, и решительно отталкивает его назад. "Мне нужно подумать", - жестко говорит он. "И то, что ты давишь на меня, этому не способствует".

Федерико усмехается. "Ну, я пытаюсь склонить тебя к своему образу мыслей, так что нельзя сказать, что я не пытаюсь помочь", - говорит он и кладет свою руку Дезмонду на грудь - тот хмуро смотрит на нее. "Я не знаю, о чем тут думать. Я хочу тебя, ты хочешь меня - все просто".

"Это действительно не для меня", - бормочет Дезмонд и разочарованно хмыкает, когда Федерико переплетает их пальцы. "Черт, какой же ты настойчивый", - бормочет ассасин, глядя на их руки.

Федерико улыбается, наклоняя голову. "Я предпочитаю страсть", - говорит он и поднимает его руку, чтобы поцеловать тыльную сторону, в очередной раз сетуя на наличие перчаток. "Это свидетельство глубины моего чувства к тебе. И если бы мое желание измерялось монетами, я был бы самым богатым человеком во Флоренции".

"Прекрати", - шипит Дезмонд, но на его щеках снова проступает румянец, а глаза слегка расширяются.

"О, но ты прекрасен", - вздыхает Федерико, представляя, как сильно он может вывести из равновесия этого человека, этого мастера-убийцу, одними лишь словами. Никогда еще на него так не действовали одни только сладкие нотации. "Господи, как ты реагируешь, так смущаешься! Как будто никто не дорожил тобой раньше. Пожалуйста, позволь мне, я буду нашептывать тебе сладкие тайны, читать тебе прекрасные стихи, приносить тебе самые красивые цветы и..."

"Все свидетельствует об обратном, на самом деле я не девочка-подросток", - рычит на него Дезмонд, но при этом так краснеет, что Федерико остается только ухмыляться.

"И знаю, что ни одна из них не сравнится с тобой по привлекательности", - продолжает он, склоняясь ближе, теперь уже совсем откровенно.

Дезмонд смущенно хмыкает и прижимает руку к подбородку Федерико, чтобы удержать его на месте, и смотрит на него сверху вниз. "У нас есть работа", - раздраженно говорит он. "Федерико, сейчас не время для этого".

Федерико отводит руку, чтобы говорить. "Тогда пообещай мне, что не сбежишь", - говорит он, держа Дезмонда за обе руки. "Пообещай, что придешь ко мне позже, и мы сможем поговорить с тобой обстоятельно, наедине. Обещай, что дашь мне шанс... и я отпущу тебя сейчас".

Дезмонд смотрит на него, озадаченный и встревоженный, но кивает. "Обещаю", - говорит он, переводя взгляд их руки. "Что бы ни случилось, я найду тебя позже, и тогда мы поговорим об этом. А до тех пор ты не будешь... делать подобного. Договорились?"

"Да", - решительно говорит Федерико и еще раз целует руку Дезмонда, прежде чем отпустить ее. "Я буду с нетерпением ждать этого, сеньор Дезмонд".

Облаченный в черное ассасин настороженно смотрит на него, а затем отступает назад. Кажется, он собирается сказать что-то еще, но потом качает головой и отходит. Федерико наблюдает, как тот делает несколько шагов и взбирается на подоконник, а затем к балкону над ними - мгновение спустя Дезмонд снова исчезает на крышах.

Федерико делает вдох и ждет, когда сердце перестанет биться в нетерпении. О да, позже, думает он и закрывает глаза, улыбаясь. Ему нужно будет придумать, что сказать, чтобы вскружить голову Дезмонду и перевернуть его мир - свалить его с ног. Федерико едва может ждать.

Потом с тоскливым вздохом он тоже отворачивается и отправляется исполнять свой долг.

_____________________________________

Ночь проходит медленно и быстро одновременно. Что делает Дезмонд в тенях, Федерико не знает, но, похоже, это помогает несколько ослабить суматоху на главных улицах - в конце концов, бои затихают. Тем временем Федерико осторожно обходит солдат Пацци и подходит к многочисленным глашатаям города с кошельком в руках - он стал намного легче после всех подкупов, которые ему пришлось сделать.

Это требует усилий, но к утру весть о том, что Медичи устроили засаду для Пацци, утихает, и все глашатаи города вместо этого рассказывают о заговоре Пацци, причем в их рассказах достаточно правды и тайны, чтобы распространить эту весть еще шире. Это довольно грязная работа - ведь оба послания несут в себе зерно истины. Пацци планировал покушение, а Медичи - засаду.

Теперь победитель выбирает, какая история будет рассказана.

Но такова работа ассасинов - история не о них, и, вероятно, правда никогда не всплывёт Они выбирают истории, которые будут жить дальше, и, как это уже стало традицией... участие ассасинов не будет освещено, как обычно.

К сожалению, скрыть участие Аудиторе сложнее. Защита Федерико Медичи была довольно публичной - а все любят героев. Федерико, вероятно, тоже был бы в восторге, случись это неделю или две назад. Он бы грелся в лучах славы, а потом всячески использовал бы ее, чтобы завладеть вниманием более красивых женщин...

Теперь же, слушая героическую историю о сеньоре Федерико и том, как он, рискуя жизнью, защищал Медичи от ужасного покушения, он чувствует себя неловко и неспокойно. Смерть Вьери не кажется ему героической, а мысль о том, чтобы использовать все случившееся для славы или известности... просто нет.

В итоге он раскошеливается, чтобы глашатаи не упоминали его имя так часто - и чтобы вообще не говорили о монахе, который был с ним. Дезмонд, по его мнению, предпочел бы, чтобы все было именно так.

К счастью, к утру глашатаи получают новую историю, чтобы добавить к уже запутанной истории заговора: и Бернандо Бандини деи Барончелли, и гонфалоньер Уберто Альберти умерли этой ночью от ран, полученных во время нападения. За этими новостями быстро следуют слухи о доказательствах причастности Гонфалоньера к заговору, и таким образом история расширяется и набирает новые обороты.

Федерико выслушивает еще несколько глашатаев, когда небо начинает светлеть, а затем отступает в тень и направляется к убежищу. Бой уже окончен, солдаты Пацци, лишенные руководства, и теперь, когда Гонфалоньер тоже мертв, не знают, что делать - поэтому они бегут или просто складывают оружие.

Город снова принадлежит Медичи.

"Ну, как успехи с любовником?"

"Шон..."

"Что - у него опять этот взгляд".

Дезмонд качает головой и закрывает за собой дверь, дожидаясь гулкого стука запорных механизмов, прежде чем поднять глаза. Ребекка сидит на полу возле циновок и матрасов, на которых они обычно спят, а Шон сидит у единственного луча света, падающего на их маленькое убежище, с книгой на коленях. Выглядят они... ужасно.

"У меня есть хорошие и плохие новости", - говорит Дезмонд, не обращая внимания на то, как Шон вскидывает брови.

"Давайте выберем хорошие новости и забудем о плохих, потому что наша жизнь и так самая плохая из всех новостей", - бормочет Шон.

"На самом деле это звучит довольно круто, ты понимаешь. Мы - самые плохие новости в квартале", - говорит Ребекка с кривой ухмылкой и смотрит на Дезмонда. "Плохие новости, пожалуйста".

"Плохие новости в том, что мы уходим отсюда", - говорит Дезмонд, отходя от каменной двери и оглядываясь по сторонам. Их маленькое убежище на самом деле довольно просторное - большая потайная комната, со всех сторон каменная, с довольно чистым полом и большим пространством для передвижения. Оно не такое просторное, как Большой храм или даже Святилище под виллой Аудиторе, но и тесным его не назовешь.

Однако здесь нет ни удобств, ни даже уединения - все пространство представляет собой одну-единственную комнату без мебели. У них есть несколько украденных ящиков, которые служат столами, и они отгородили занавеской место для туалета, но... туалет - это ведро. Это не самое лучшее убежище, даже близко нет, хотя туалет с ведром для них не в новинку.

Но это было безопасно - как входная камера в гробницу ассасинов, это почти самое безопасное укрытие, которое можно найти во Флоренции. Никто не знает о нём, и никто, кроме них, не знает, как в него войти.

"Хорошие новости - или плохие, если вы Шон..." продолжает Дезмонд и достает из сумки свернутый лист бумаги. "Теперь у нас есть дом".

Мгновение они молча смотрят на него, а через мгновение и Ребекка, и Шон вскакивают на ноги. Шон делает это первым и выхватывает документ из рук Дезмонда, разматывая бечевку и разворачивая его. Это, конечно же, документ - и теперь на нем стоит подпись Дезмонда. Вернее, Аквилы.

"Ты получил это от Медичи?" спрашивает Шон.

"Нет, от Аудиторе", - отвечает Дезмонд, складывая руки. "Джованни поспрашивал, и они нашли нам место, не связанное ни с кем, даже с Аудиторе. Думаю, когда-то здесь был бордель - он довольно большой, но и довольно запущенный.

"Старый бордель - как раз в тему, не так ли", - пробормотал Шон, прищурившись на записи. "Где это?"

"Сан-Джованни - довольно близко к реке", - говорит Дезмонд.

"И мы можем себе это позволить?"

Дезмонд пожимает плечами. "С деньгами, которые я получил от Лоренцо, легко", - говорит он. Не то чтобы они в них нуждались - грабежи гробниц ассасинов и набеги на лазейки тамплиеров уже обеспечили им довольно комфортное положение с деньгами.

"А могут ли... ну, знаете... монахи владеть зданием?" спрашивает Ребекка, глядя вверх. "И как это вообще будет выглядеть - пара монахов, поселившихся в здании?"

Дезмонд пожимает плечами. "Мы не совсем монахи - мы просто сбросим маскировку и придумаем новую. Аудиторе справляются с этим, не вижу причин, почему бы и нам не справиться". Хотя ему очень нравятся одеяния, которые он носит. Они удобны - гораздо удобнее, чем пытаться разобраться со шнуровкой, дублетами и прочим.

А в мантии он чувствует себя настоящим ассасином, даже если он никогда не проходил церемонию.

"Вам придется надеть платья, Ребекка. И носить шарфы и шляпы", - говорит Шон, с ухмылкой осматривая дело более внимательно. "Думаю, вы будете выглядеть прекрасно, как следует нарядившись".

"И ты туда же, Шон", - говорит Ребекка и складывает руки. "Более важный вопрос - есть ли там ванная?"

"Да. Есть даже гардероб", - уверяет Дезмонд.

"Что прости?"

"Это что-то вроде пристройки, которая торчит из боковой части здания", - объясняет Шон. "Подумаешь, старинный водопровод, только без воды", - он сворачивает документ и показывает им на Дезмонда. "Просто к сведению, я все еще не согласен с тем, что все это хорошая идея. Нам не стоит задерживаться здесь, когда есть чем заняться в другом месте".

"Я просто запишу тебя как возражающего, хорошо?" спрашивает Дезмонд, нахмурив брови.

"Но", - твердо отвечает Шон. "Я хочу выбраться из этой чертовой гробницы - когда мы сможем уйти?"

"Как только вы будете готовы", - отзывается Дезмонд. "Дом наш. Он просто ждет, когда мы в нем поселимся".

Эффект незамедлителен: оба отправляются за своими вещами, Шон упаковывает несколько книг, которые им удалось накопить, а Ребекка начинает складывать в коробку то, с чем она возится. Сбор вещей не занимает много времени - не то чтобы они успели собрать много вещей за последние несколько недель.

Дезмонду вообще не нужно собирать вещи - все, что у него есть, он носит, практически не снимая.

"Нам нужно придумать легенду", - говорит Шон. "Что-то, что объяснит, как трое иностранцев просто взяли и купили дом во Флоренции".

"Или один местный и два его друга-иностранца", - предлагает Ребекка, бросая взгляд на Дезмонда. "Брат Аквила перестает быть монахом, становится каким-то образом независимо богатым и..."

"А потом два иностранца внезапно снюхаются с его независимым богатством, да, тогда мы будем выглядеть такими милыми и приятными, Ребекка", - фыркнул Шон. "В этой истории мы практически святые".

"Знаешь, из этого получилась бы неплохая флорентийская история - и похоже на то, что могло бы произойти на самом деле", - комментирует Дезмонд, а затем издает "уф", когда Шон притаскивает ему коробку с книгами. Вздохнув, Дезмонд хватает ее, а Шон идет за другими.

"Что, бедного недотраханного бывшего монаха используют в своих интересах иностранцы?" спрашивает Ребекка, ухмыляясь.

Дезмонд пожимает плечами. "Вы оба очень красивы и умны, я уверен, что вы могли бы воспользоваться бедным невинным монахом, если бы приложили к этому усилия. Это не очень приятная история, но люди пользуются невинными богатыми парнями, такое случается постоянно", - серьезно говорит он. "И я очень мало занимаюсь сексом", - добавляет он под нос.

"Что возвращает нас к моему первому вопросу", - говорит Шон. "Как дела с любовничком? Удалось ли тебе вытащить голову из задницы - или задницу из головы, вообще-то, да, так тебе больше подходит, когда я об этом думаю".

"Заткнись, Шон", - бормочет Дезмонд и отказывается краснеть.

___________________________________________________

Дом... в общем-то, то, чего они все ожидали. Все они видели места, которые Эцио занимал годами, а потом с помощью волшебной кнопки Анимуса ремонтировал и переделывал - все они начинались как обветшалые громадины зданий, с ветром, завывающим в разбитые окна, и крысами, разбегающимися по полу. Этот дом во многом похож на те.

Трехэтажное здание с большим подвалом - в полах есть дыры, крыша протекает, но в целом оно неплохое, если судить по постройкам Ренессанса. Здесь много комнат - и много кроватей, на которых никто из них не осмелится спать, зная, чем это место было раньше, - и много пространства. Просторная кухня, да, ванная комната - и гардероб тоже, хотя насколько хорошо он держится, сказать трудно. Уже несколько лет дом находится во власти природы, и за ним никто не присматривает.

"Это место - сплошная дыра", - говорит Ребекка.

"Да, - соглашается Дезмонд, проводя рукой по покрытым пылью перилам лестницы, ведущей наверх. Прихожая немного напоминает ему Розу в Фиоре, только здесь нет ни ковров, ни занавесок, а краска, которой были покрыты стены, давно облупилась. Да и пахнет здесь скорее как в сыром сарае.

"А еще он довольно большой", - говорит Шон. "В таком месте нужно вести бизнес - например, бордель, - чтобы в нем был хоть какой-то смысл. Даже независимый богатый монах выглядит странно, владея таким большим помещением и не делая из него бизнес. Зачем тебе вообще понадобилось такое большое помещение?"

Дезмонд пожимает плечами и отводит взгляд. Ему уже показывали пару заведений, кроме этого, но оба были гораздо меньше. А вот это... это место его задело. Это место казалось ему знакомым.

"Знаешь, что мне напоминает это место?" медленно спросила Ребекка. "Убежище на Тибрском острове. Или, может быть, усадьбу Дэвенпортов".

"Да", - соглашается Дезмонд.

" Десмонд, - произносит Шон, подозрительно глядя на него. "Ты же не планируешь вербовку? Мы не приспособлены для детей, Дезмонд, или студентов, или - или еще чего-нибудь. И мы не собираемся оставаться здесь на неопределенный срок!"

Дезмонд качает головой и опускает взгляд. "Конечно, нет", - говорит он, но и это звучит не очень убедительно. "Но не помешает иметь варианты, знаешь ли. Не надо - не начинай снова, я не хочу ругаться".

"А я хочу", - говорит Шон и опускает коробку с книгами на деревянную лестницу. Они скрипят, и сверху сыпется пыль. "Мы должны искать путь назад, а не оседать здесь! Я даже не знаю, о чем я думал, соглашаясь с тобой собирать эти чертовы страницы Кодекса, когда нам следовало бы направиться прямо в Масиаф..."

"Шон", - вздыхает Ребекка.

"И получить Яблоко Альтаира..."

"Которое даже не откроет Великий Храм", - разочарованно вздыхает Дезмонд. "Для этого нужно Яблоко с Кипра..."

"Нет", - резко возражает Шон. "Любое яблоко должно подойти - если только ты сунешь его в лицо Минерве и заставишь ее поменять его на ключ, верно?"

"Что она может и не сделать, раз уж мы здесь..."

"Да, теперь, когда мы здесь - и кто, черт возьми, знает, какой вред ты нанес, изменив историю так сильно, как ты это сделал", - продолжает Шон, уже практически повторяя аргументы. "У нас есть деньги на путешествие, и мы точно знаем, где находится Яблоко Альтаира, и мы знаем, где ключи Масиафа - так почему бы нам просто не пойти и не взять их? У нас есть деньги, чтобы путешествовать, - почему мы оседаем здесь?"

Дезмонд вздыхает и склоняет голову. Потому что он хочет, и они все это знают - так какой, черт возьми, смысл спорить об этом? "Знаешь что, если ты хочешь уехать, вперёд, - говорит он сквозь стиснутые зубы. "Я достану тебе деньги, и ты сможешь отправиться в свой веселый путь. И удачи тебе, мать твою".

Шон моргает на это и колеблется. "Ну", - говорит он, но не продолжает.

Ребекка смотрит на них, а потом вздыхает. "Ребята, у нас есть время", - говорит она. "У нас есть время, которого нет в будущем. У нас есть буквально сотни лет..."

"Это было бы прекрасно, если бы мы были бессмертны, Ребекка - ты бессмертна? Потому что я нет - кто, черт возьми, знает насчет Дезмонда, хотя свете всего случившегося он вполне может быть".

"О, Боже, надеюсь, что нет", - в ужасе говорит Дезмонд.

"В любом случае", - говорит Ребекка. "У нас есть время, чтобы все выяснить. Эцио отправился в Масиаф только в пятидесятилетнем возрасте, а это десятилетия. Мы все еще в тысяча четыреста семидесятом - у нас полно времени".

"Теперь, когда большинство тамплиеров мертвы, времени еще больше", - замечает Дезмонд.

"И хорошо, что не нужно постоянно подвергаться смертельной опасности и охотиться", - замечает Ребекка.

"А общее отсутствие современных коммунальных услуг, технологий или, знаете, здравоохранения вас совсем не беспокоит?" спрашивает Шон.

Ребекка пожимает плечами. "Мы и так прожили здесь дольше, чем жили бы там", - комментирует она. "По крайней мере, солнце не ссожёт здесь всё".

Шон на это хмурится. "Не поймите меня неправильно, но это хороший аргумент".

Ребекка гордо поднимает голову, а затем смотрит на Дезмонда. "Так что да, я не против поселиться в месте с ванной - на какое-то время. Или купить одежду, в которой не будет дуновения ветерка в моих интимных местах".

"Не знаю, я нахожу это освобождающим", - комментирует Шон. "И я думаю, что с юбками и всем остальным, что тебе придется носить, если ты хочешь слиться с толпой... ветерок внизу может быть встроенной функцией".

"Уф. Я не ношу юбки".

Дезмонд покачал головой, фыркнув. "Может, посмотрим, что можно сделать в этом месте, а маскировку придумаем потом?" - спрашивает он. "Кроме того, в окружении Эцио были женщины, которые не носили юбок. Есть Роза - и женщины-новобранцы Эцио".

"Да, у него точно не гарем", - фыркает Шон.

"Эй", - обиженно говорит Дезмонд.

"Ты тоже так думал, не ври".

"Он ни с кем из них не спал".

"Пф", - фыркает Шон, а потом пожимает плечами. "Ну, теперь у него не будет шанса, в любом случае. Поскольку ты полностью разрушил его будущее и все такое, я сомневаюсь, что он теперь будет Наставником. Кстати говоря, Дезмонд, поздравляю, ты сделал то, что не смогли сделать сотни - возможно, тысячи - тамплиеров. Ты стер с лица истории лучшего Наставника, который когда-либо был у Братства. Отличная работа".

Дезмонд вздыхает. "Пошел ты, Шон. Как будто ты мог сидеть и ничего не делать".

"Мог и сделал бы".

"Ребята", - жалобно произносит Ребекка. "Да ладно. Мы уже с этим покончили. Шон, хватит уже".

"Пока Дезмонд будет продолжать портить историю, никогда".

"Здесь не история, а настоящее", - говорит Дезмонд. "И что ты там говорил, что история умирает, если все перестает меняться и развиваться? Здесь она не умерла, так что как насчет того, чтобы вытащить свою голову из гребаного учебника и начать немного жить".

Ребекка вздыхает и вскидывает руки, уходя вперед и оставляя их позади. Дезмонд и Шон смотрят ей вслед, а потом обмениваются взглядами.

"Я заткнусь, если вы дадите мне денег на новые очки. И если ты познакомишь меня с Леонардо да Винчи", - наконец говорит Шон. "И Макиавелли".

Дезмонд фыркает. "Я еще ни с кем из них не встречался".

"Пока", - говорит Шон и показывает на него пальцем. "Ха! Ну, думаю, раз ты трахаешься с отпрыском Аудиторе, то в конце концов обязательно встретишь - а раз встретишь, то и знакомство состоится. И очки, Дезмонд, мне нужны очки".

"Да, да, я дам тебе денег на очки. А теперь отдохни и поищи плесень. Чем быстрее мы поймем, что здесь нужно починить, тем быстрее мы сможем это исправить", - бормочет Дезмонд. "И я с ним не трахаюсь".

"Ну он тебя, какая разница".

"Никто никого не трахает".

"Ну тогда вы оба делаете что-то не так".

"Заткнись, Шон".

___________________________________________________

Чтобы привести дом в надлежащее состояние, требуются недели. Дезмонд находит для них хорошего, хотя и не очень авторитетного архитектора, который осматривает дом и которого воры порекомендовали за его надежность. Как выяснилось, это тот же человек, который занимается ремонтом убежищ Ла Вольпе.

За свою работу он берет немало, но это того стоит, если не ради чего-то другого, то ради того, чтобы починить окна. В доме круглые сутки воет ветер и это слишком похоже на вой людей. Немного краски, новая мебель, некоторые штрихи...

Дезмонд все время представляет себе стойку в парадном зале, столы, расставленные по комнате, людей, сидящих при свечах и пьющих. Это место вполне могло бы сойти за бар - или таверну. Возможно, с побочным бизнесом по сдаче комнат в аренду некоторым не очень легальным клиентам. Он даже мог бы снова стать барменом, вот это было бы здорово.

Ребекка и Шон застолбили за собой верхний этаж - с тем небольшим итальянским языком, который есть у Шона, он договаривается с архитектором о сносе стен, чтобы создать более просторные комнаты. Скоро там будет библиотека, мастерская, и если бы Дезмонду было с кем поспорить, он бы поставил на то, что Ребекка начнет изобретать электричество еще до истечения месяца. Он не сомневается, что ей это удастся - уже пошли разговоры о ветряных мельницах и водяных турбинах. Как, черт возьми, они справятся с этим в этом времени, Дезмонд пока не знает, но не сомневается, что они это сделают, так или иначе.

Возможно, даже раньше, чем можно представить, если Дезмонд когда-нибудь встретит Леонардо да Винчи и познакомит Шона и Ребекку с беднягой. Они были бы обречены, все обречены, как только это случится.

Дезмонд тем временем, возможно, планирует устроить в подвале оружейный склад - но сейчас это всего лишь мысль. Он не может вот так просто основать убежище ассасинов, у него нет связей и контактов Эцио, нет его прошлого. Но они все равно ассасины, каждый по-своему, так что... оружейный склад может пригодиться. И, возможно, винный погреб, если его мысли о таверне когда-нибудь воплотятся в жизнь.

Да, подвал определенно будет его территорией.

Дезмонд закрывает глаза и наклоняет голову, чувствуя приближение точки интереса - Федерико направляется в их сторону. Оставив Шона и Ребекку пытаться донести свою идею до бедного архитектора, Дезмонд спускается по лестнице в парадный холл, чтобы встретить Аудиторе, когда тот появится.

Черт возьми, его реакция на Федерико становится прямо-таки павловской - руки уже начинает покалывать и зудеть.

Федерико стучит в незапертую дверь и открывает ее как раз в тот момент, когда Дезмонд спускается по лестнице. Федерико в уличной одежде, без белого капюшона, чему Дезмонд не может не радоваться. Федерико в белой одежде ассасина как ничто другое сбивает его с толку.

"Привет, Дезмонд", - говорит Федерико, улыбаясь и закрывая за собой дверь. "Ты занят?"

Слишком занят для Федерико? Никогда. "У меня есть время", - говорит Дезмонд, старательно скрывая от него эту мысль. "Чем я могу тебе помочь?"

"Для начала спустись сюда".

Дезмонд неловко прочищает горло, но идет к нему - и тут же позволяет развернуть себя и прижать к закрытой двери. В этом нет ничего насильственного или агрессивного - Федерико делает это скорее как танцевальное движение, - но результат тот же: Дезмонд снова прижат к двери.

Когда-нибудь он перестанет быть таким чертовски податливым для Федерико. Когда-нибудь. Когда это перестанет казаться таким приятным.

Федерико с ухмылкой прижимает его к себе, и Дезмонд борется с желанием поерзать - в этом времени вариант брюк оставляет желать лучшего, а Федерико носит свои шорты и бриджи особенно плотно, это просто вульгарно. И Федерико знает об этом: он всегда наклоняет свое тело так, чтобы упираться в бедро Дезмонда.

"Привет, дорогой, - говорит Федерико, обнимая его одной рукой за талию, а другую поднося к щеке. "Как я по тебе скучал".

"Мы виделись буквально на днях", - вздыхает Дезмонд, уткнувшись в ладонь собеседника. Проклятье.

"И даже так прошло слишком много времени", - ворчит Федерико, наклоняя голову, а затем наклоняется для поцелуя.

Дезмонд, как ни старается, не может найти в себе силы возразить. Федерико ощущается почти невыносимо хорошо вот так, постоянно подталкивая и проверяя границы, претендуя на большее нетерпеливыми пальцами и жадными поцелуями. Уверенность в себе хорошо смотрится на нем, а ощущается еще лучше. Федерико никогда не сомневается в том, чего он хочет. И будь он проклят, Дезмонду это нравится.

И целуется Федерико тоже как гребаный чемпион, словно это искусство, которое он оттачивал и совершенствовал, получая от этого огромное удовольствие. Вероятно, так оно и есть - не так уж много нужно парням. Он просто страстный, и Дезмонд, который больше привык к холодным отношениям на одну ночь и быстрым перепихонам в подсобках и ванных комнатах, оказывается чертовски беспомощным, когда оказывается объектом соблазнения.

Он даже не может вспомнить, когда в последний раз целовался с кем-то - скоро он, наверное, вообще забудет, что такое случалось до Федерико. Он просто незаконно хорош.

"Ммм, - хмыкает Федерико, прикусывая нижнюю губу Дезмонда, пока тот пытается дышать ровно. "Вот это правильное приветствие".

"Мы здесь не одни, знаешь ли", - слабо бормочет Дезмонд, когда Федерико счастливо проводит носом по его щеке, наклоняя голову для очередного поцелуя.

"Не обращайте на нас внимания", - кричит Шон по-английски с вершины лестницы. "Мы просто наслаждаемся шоу".

"Черт возьми, Шон", - огрызается Ребекка.

Федерико прижимается к Дезмонду и наклоняет голову, чтобы посмотреть на них через плечо, а Дезмонд раздраженно стонет.

"Да пошли вы оба, серьезно", - говорит он по-английски и отталкивает очень обеспокоенного Федерико.

"Эй, не надо грубить", - говорит Шон, опираясь на перила и поправляя свои новые круглые очки с ухмылкой. "И что там было насчет того, что вы не трахаетесь? Ты маленький лжец".

"Иди и спрыгни со здания, Шон", - огрызается Дезмонд, а затем хватает Федерико за руку и утаскивает его за собой - и в более уединенную комнату. Она еще не отремонтирована и полна старой, в основном сломанной мебели - но зато она более уединенная. "Простите за это", - вздыхает он, проводя рукой по лицу. Черт, по крайней мере, архитектор не видел.

"Нет, это ты меня извини, я не должен был этого делать", - говорит Федерико, гримасничая и нервно проводя рукой по волосам. "Они..."

"Не обращай на них внимания, все в порядке. Они просто... раздражают", - бормочет Дезмонд и качает головой. "Ты действительно что-то хотел, Федерико?"

Федерико смотрит на него, а затем расслабляется. "О, я хочу много чего, всего и сразу", - говорит он, его глаза задумчиво скользят вниз. "Но у меня действительно есть причина - я уезжаю на некоторое время. Отец считает, что теперь здесь безопасно, и я собираюсь забрать из Монтериджиони матушку, моих братьев и сестру - вместе со страницами Кодекса, которые мы должны тебе".

"Хорошо", - говорит Дезмонд, откашливаясь. "Значит, вы закончили вычищать тамплиеров из Флоренции?"

"Возможно, не всех, но достаточно, чтобы все успокоилось", - вздыхает Федерико. " Пока что здесь безопасно".

"Хм, - отвечает Дезмонд, глядя в сторону. С ними так просто не покончить, верно? Не с Родриго Борджиа, который все еще на свободе и все еще у власти. Сколько времени потребовалось Эцио, чтобы разобраться с заговором Пацци? Годы, причем - два из них он провел в Монтериджиони, просто тренируясь и восстанавливаясь после потери отца и братьев. И только спустя почти двадцать пять лет Эцио провел в Ватикане свой эпический поединок с Родриго Борджиа, к тому времени уже фактически Папой Римским.

Прошел всего месяц, а больше половины заговорщиков мертвы. Это считается победой... верно? Жизнь семьи Эцио - определенно победа. Так и должно быть, что бы ни говорил Шон.

"Что?" спрашивает Федерико, подходя ближе и протягивая руку к талии Дезмонда. "Что это за взгляд, почему ты выглядишь обеспокоенным?"

"Гроссмейстер сбежал", - напоминает ему Дезмонд. "Кто знает, что он попытается сделать дальше". Не считая попытки стать Папой Римским... Знания Дезмонда о будущем больше не действуют - они слишком сильно изменили историю. Он понятия не имеет, что будет дальше, только то, чего хотят тамплиеры и что они, возможно, планируют.

Федерико хмыкает, рассматривая его. "Мы разберемся с этим, когда это случится, верно?" - спрашивает он, проводя рукой по боку Дезмонда и укладывая ее между лопаток. "Мы не можем прекратить жить из-за каких-то будущих угроз. Риск есть всегда, и он не должен мешать нам жить и наслаждаться жизнью".

Дезмонд вздыхает. "Нет, не должен", - соглашается он, а затем качает головой. "Так как долго тебя не будет?"

"Неделю или две, может быть", - говорит Федерико и, не очень скрываясь, снова притягивает Дезмонда к себе. "Было бы довольно невежливо просто появиться, схватить матушку, Клаудию, Эцио и Петруччо и сбежать с ними - сначала я должен пообщаться с дядей. Прошло несколько лет с тех пор, как я видел его в последний раз".

"Конечно", - соглашается Дезмонд, слегка покачиваясь, когда Федерико не очень ловко маневрирует, притягивая его к себе. "Ты не очень-то деликатен", - язвительно замечает он.

Федерико усмехается. "Я буду скучать по тебе - я хочу попрощаться с тобой как следует", - говорит он и наклоняется к нему, прижимаясь щекой к его щеке,  шепча с придыханием на ухо. "И унесу часть тебя с собой, когда уйду, чтобы не чувствовать себя таким одиноким".

Дезмонд вздрагивает - о, черт, думает он, - и хватает Федерико за плечи, не зная, оттолкнуть его или притянуть к себе. "Что, хочешь получить знак моего расположения?" спрашивает Дезмонд с досадой. "Извини, но у меня нет ленточки, чтобы привязать к твоему копью".

И тут, когда Федерико разражается восторженным, удивленным смехом, Дезмонд застонал. Да, это прозвучало неправильно, думает он и смущенно дергает мужчину за плечи.

Федерико смотрит на него с намеком. "А вот это может быть интересно", - комментирует он, проводя руками вверх и вниз по спине Дезмонда. "Но я не думаю, что смогу провести с ней несколько дней".

"О, заткнись", - бормочет Дезмонд и снова толкает его. "Ты невыносим".

"Но ты так хорошо меня выносишь", - усмехается Федерико, а затем наклоняется к нему, прижимаясь лбом к его лбу. "Неужели ты не попрощаешься со мной как следует, мой дорогой сеньор Дезмонд, неужели ты не попрощаешься со мной с нежностью?"

Дезмонд переводит дыхание и закрывает глаза.

Часть его души все еще продолжает слышать голос брата, когда Федерико говорит. Было бы проще, если бы он мог прожить и состариться, как Эцио - к тому времени, как Эцио отправился в Масиаф, воспоминания о семье уже не причиняли ему боли, и он уже не мог вспомнить их лица, голоса, манеры. Федерико к тому времени был для Эцио скорее понятием, чем реальным человеком. Имя, о котором вспоминают с нежностью, но его носитель почти исчез из истории.

Но Дезмонд не постарел - он пережил все это за несколько недель. Так что старые воспоминания Эцио все еще так же свежи для него, как и новые, а Федерико все еще иногда смущает его чувства. Если бы он переспал с ним сейчас... Боже, он хочет этого, одна только мысль об этом вызывает жар, но это удовольствие отравлено виной.

А потом он, скорее всего, сойдет с ума, если судить по его нынешнему опыту общения с Федерико.

"Прости, - пробормотал Дезмонд и провел руками по плечам Федерико, выпустив вздох. "У тебя скоро кончится терпение".

Федерико разочарованно вздыхает, а затем целует его в щеку. "Никогда, мой дорогой. Я буду ждать тебя до скончания веков, если понадобится", - говорит он, и Дезмонду приходится подавить удивленный, недоверчивый смех. "Ты мне не веришь? Я тебе докажу - я буду ждать, я буду ждать и я дождусь - я буду страдать, но я буду ждать, столько, сколько потребуется".

"Прекрати", - фыркает Дезмонд. "Я не настолько зациклен - просто дай мне немного времени. Не так уж ты страдаешь".

________________________________________

Все пошло не так, как они планировали. Ни спасение мира, ни провал попытки спасти мир. Честно говоря, все они ожидали, что рано или поздно погибнут, и ни Дезмонд, ни Шон с Ребеккой не предполагали, что им предстоит импровизированное путешествие в прошлое. И уж точно Дезмонд не планировал менять историю - или влюбляться в Федерико Аудиторе из всех людей. Ничего из этого не было запланировано.

Но все равно случилось. Жизнь, размышляет Дезмонд, так и поступает - она просто случается, не заботясь о том, что они планируют.

"Все получится", - говорит Ребекка, пока они бродят по убежищу, дому - им действительно нужно придумать название. Ремонт уже идет полным ходом, и они планируют декор - еще не решено, превратят ли они это место в таверну. С одной стороны, это сработает на перспективу, с другой... принимать людей будет немного неловко.

"Шон - придурок, и он будет жаловаться несколько лет, но я думаю, он все поймет", - говорит Ребекка. "Просто дай ему еще немного времени, чтобы смириться с этим".

"Хм", - кивает Дезмонд, складывая руки. "Ты жалеешь об этом?" - спрашивает он, глядя на нее.

"Немного", - честно признается Ребекка. "Я не знаю, какие у нас были шансы на выживание, в конце концов, солнце взорвалось и все такое, но... если бы мы смогли выжить тогда... да, я иногда думаю об этом", - пожимает она плечами и смотрит на него. "Но я не жалею, что поддержала тебя. Шон тоже не жалеет, что бы он ни говорил. Это был правильный выбор, единственный правильный выбор".

Дезмонд слегка склоняет голову и кивает. "Мне жаль, что я заварил эту кашу", - пробормотал он. "Вмешался в дела Аудиторе и все такое. Испортил историю".

"Пф", - фыркает Ребекка, звучащая очень похоже на Шона. "Серьезно, каковы были шансы, что мы сможем жить в прошлом и не вмешиваться в историю?"

"Наверное, не очень хорошие", - соглашается Дезмонд.

"Даже если бы мы отправились за яблоком Альтаира, это тоже было бы изменением истории. Если бы мы взяли его, то Эцио никогда бы его не нашел, а возможно, и вообще не попал бы туда, потому что нам пришлось бы достать ключи раньше него", - говорит Ребекка. "А то яблоко, Масиафское яблоко? Именно его Абстерго взорвал в Денвере. Мы бы убрали его из истории раньше времени, и это изменило целую кучу вещей в истории. Не говоря уже о том, как бы это отразилось на времени Коннора, если бы мы добрались до Великого Храма на добрых четыреста лет раньше".

"И в конце концов, все еще есть Джуно", - тихо говорит Дезмонд.

"Да", - бормочет Ребекка. "Не могу представить, чтобы она протянула нам руку помощи, правда?"

Дезмонд фыркает и качает головой.

"Кто знает, может, мы изменим историю к лучшему", - говорит Ребекка. "У нас есть пятьсот лет, чтобы спасти мир. Может, мы и не проживем столько, но этого времени хватит, чтобы привести кое-что в движение, верно? Это уже кое-что, так?"

"Да, - соглашается Дезмонд, думая о Федерико, Аудиторе - об Эцио. За это время Эцио будет обучен отцом, ему не придется разбираться во всем самому. Шон прав в том, что в этом времени он, возможно, не станет Наставником, в этом времени нет той пустоты, но он все равно был бы ассасином. А с семьей, к которой можно вернуться... Дезмонд думает, что станет лучше. Определенно счастливее.

А остальные Аудиторе будут жить. Джованни, Петруччо... Федерико.

Что касается Дезмонда, то этого уже достаточно.

Ребекка смотрит на него. "Так скажи мне честно, каковы шансы на бессмертие?" - спрашивает она, слегка улыбаясь. "Потому что жить, чтобы увидеть рассвет компьютеров, довольно высоко в списке моих желаний, если я смогу выбрать".

Дезмонд фыркает и смотрит вниз, на свои руки. "Учитывая все, что мы успели сделать до сих пор..." - говорит он и сгибает покалывающие пальцы. Прошло уже несколько недель, но ему все еще кажется, что под кожей застряла молния. "Да,думаю, у нас есть все шансы".