Возможно будет вольнее, чем обычно. Я бездушно не буду сильно заморачиваться, а значит косякам быть, заранее извиняюсь. И я очень надеюсь, что переводчик таки подгонит нормальный перевод, а не вот это всё.
И заранее спойлер: автор не фанат Шерифа, поэтому отношения с отцом у Стайлза... сложные, но всё не так плохо и Шериф уже в этом фике встаёт на путь исправления. И не было чего-то сильно страшнее, чем в каноне, просто... Это более травматично для Стайлза и их отношений
ГЛАВА 9
На полках в гостиной Питера не менее семи разных изданий “Франкенштейна”. Самая старая — классические романы Бентли от 1848 года. Стайлз пялится.
Наклоняет голову. Неа, всё ещё тут.
— Я хочу жениться на этой книге, —объявляет он. Потому что правда хочет. Он даст обет чтить и любить её до конца своих дней.
Питер останавливается рядом с ним со стаканом в руке.
— На которой?
Стайлз показывает, но не трогает руками.
— На этой. Очевидно. Полагаю, тебе действительно нравится “Франкенштейн”?
— Я нахожу его посыл пронизывающим*. Несколько лет назад у меня почти получилось наложить руки на копию первого издания трёхтомника.
Стайлз стонет, слегка графично.
— Чувак, это должно быть стоит целое состояние!
— Вполне. Поэтому я решил довольствовать Бэнтли. Тебе нравится читать?
— Шутишь? Между мной и Элли в нашей гостиной больше нет стен. Сплошные книги на пяти разных языках.
Брови Питера поднимаются.
— Это впечатляет, — говорит он и у Стайлза слегка перехватывает дыхание от волнения, которое он всегда испытывает, когда люди смотрят на Парня с Пряжей и осознают, что у него есть мозги и айкью — внушительное трёхзначное число. Это не злое волнение, просто лёгкое ага, и что с того?
— Ну, это по большей части Элли. Она кроме английского она говорит на французском и греческом. У меня сносный польский и мы оба учили испанский в школе. Оно суммируется. Как на счёт тебя, юрист?
— Испанский, немного русского. Меня никогда особо не интересовали языки. — Он медлит, но всё же жестом показывается Стайлзу следовать за ним к куче не распакованных коробок. Он передвигает их, чтобы добраться до одной конкретной и открывает её. — Если тебе нравится классика, то это может заинтересовать.
Коробка доверху набита книгами старше, чем Питер и Стайлз вместе взятые. Стайлз отставляет стакан, чтобы начать копаться. Осторожно. Очень, очень осторожно. У одних книг побуревшие обложки, у других явные повреждения от воды. Ему кажется, что все они были заботливо собраны по книжным барахолкам, одна за одной. Многие книги представлены в нескольких экземплярах и систематизации в изданиях, которыми Питер владеет, не видно.
— Ты просто скупаешь все копии любимых книг, что попадаются в руки?
Смешок. Питер сидит на диване и наблюдает за задротящим с его книгами Стайлзом с хитрым выражением на лица. Он выглядит довольным.
— Вроде того. Я начал во время учёбы в колледже. Мне тогда хотелось собрать первые издания, но не мог себе их позволить. Сейчас это привычка.
Стайлз, у которого в одной руке паршивое издание “Дракулы” в мягкой обложке, с ужасными рисунками от руки 80х, в другой — издание 1912, находит это невероятно очаровательным.
— Ты знал, что слово “вампир” не используется до третьей четверти книги? — спрашивает он машинально, пока с одинаковой осторожность убирает книги обратно.
— Я знал, да. Какая у тебя любимая книга, Стайлз?
Сложный вопрос. Возможно не для большинства людей, но точно дл Стайлза и для Питера тоже, как ему кажется. Всё же книги много говорят о человеке.
— Твоя “Франкенштейн”, верно?
— Что заставляет тебя так думать? — это больше предложение обсудить, чем сомнение.
— Они на полке. Большинство старых книг нет, из-за детей, я полагаю? Но ты вытащил эти. И поставил из прямо рядом с телевизором, где они постоянно будут в поле зрения.
Питер кивает.
— Ты прав. Теперь твоя любимая?
Стайлз отрывает себя от коробки и присаживается на другом конце дивана, подворачивая под себя ногу, он жуёт кольцо на губе.
— Я из тех ужасно раздражающих людей, у которых новая любимая книга каждые пять минуи. Но обычно мне нравятся более новые вещи. Постмодернизм, научная фантастика. В основном странное.
— Например?
— Воннегут. Набоков. Старые, мертвые, белые чуваки, знаю. Анна Карсон. Хэл Данкан. И, чур не осуждать, Сьюзанн Коллинз. “Голодные Игры” были великолепны, пока Китнисс не превратилась в марионетку и всё, что она делала в первых книгах не было полностью обесценено.
Питер посмеивается, но не оспаривает утверждение. Он откидывает голову назад, слегка сутулится и пялится в потолок.
— Тебе бы понравились аналитически работы моей сестры. Он читала всё. От пошлого высокого фэнтези до текстов законов. Я безжалостно дразнил её за отсутствие литературно вкуса.
Волшебным образом Питер продолжает это делать. Стоит только Стайлзу почти суметь дистанцировать себя от него, вести себя как с ним как с обычным знакомым, как он выдаёт что-то вроде этого. Близкое и личное, весомое и Стайлз тут же затягивает обратно.
— Твоя сестра… Мать детей, верно?
— Да.
— Какой она была? Если ты хочешь со мной поделиться. Ты не обязан. — Он жалеет, что не взял с собой вязание, чтобы было чем занять руки. Так было бы намного проще избегать зрительного контакта.
Питер фыркает, качает головой из стороны в стороны и смотрит Стайлзу прямо в глаза. Взгляд у него тревожный.
— Есть. Технически. Какая она. Талия не мертва.
— Что? Но дети?
— Она в коме, — поясняет Питер. Голос у него отстраненный, бесстрастный. — Врачи считают, что она не придёт в себя.
Ох.
Ох, блядь.
— Как дети с этим справляются?
Питер вздыхает.
— Они не справляются, не на самом деле. Сначала они всё время проводили в больнице и отказывались уходить. Из-за этого я перевёз их сюда в итоге, хотя планировал поселиться с ними в Бикон Хиллсе. Подумал, что дистанция пойдёт им на пользу и забрал их с собой. Теперь… мы не говорим о Талии. И я понятия не имею, что делать. Они не понимают концепцию отключения от аппарата. Если я это сделаю, они решат, что я убил их мать.
Он звучит так беспомощно, устало и просто убито, что Стайлз проглатывает тонну пустых обещаний и решает отвлечь. Он идёт по легкому пути, потому что его друзья убедили себя, что он всегда знает, что сказать, но это такая чушь. Он просто болтает с ними, пока не попадает в цель, потому что знает их так долго и хорошо, что больше не боиться облажаться с ними. Но этот мужчина, этот мужчина хрупкий и незнакомый, от него буквально зависят другие. Стайлз может и хорошо знаком со скорбью, но даже ему не приходилось оплакивать живого человека.
Так что всё, что Стайлз может, это:
— Чувак, ты тоже из Бикон Хиллс?
Мгновения. Он видит, как Питер с благодарностью переключается.
— Да. Ты бывал там?
— Я там вырос. Скотт и Элли, и почти все, кроме Киры, тоже. Лидия, Элли и я поступили в местный колледж и остальные вроде как увязались следом. Мой отец всё ещё живёт там. Он был шерифом до прошлого года.
— Шериф Стилински. Ну конечно. Я помню его.
— Да ладно? Здесь пахнет историей, — Стайлз улыбается, крутит языком серёжку в губе и двигает бровями. Он рад, что смена темы сработала. Без сомнений Питер и так проводит немало времени загоняясь из-за ситуации. Стайлз не потащит его глубже. Но то, что они из одного маленького города и правда хорошее отвлечение. И очень странное. Каковы шансы в студенческом городке городке вроде этого, где собираются люди со всей страны и обычно не задерживаются надолго?
Возможно что-то не так с водой в старом добром БХ, вот коренные жители и узнают друг друга, независимо от того, где находятся. Это бы объяснило, почему Стайлз на чертовски запал на Хейлов.
Питер садится, чтобы дотянуться до своего стакана и отпить.
— Возможно. Я был диким подростком.
Это познавательно.
— Ты же понимаешь, что я могу позвонить отцу и узнать у него, если не расскажешь сам?
— Ему разрешено рассказывать тебе такие вещи?
— Я тебя умоляю. У меня тонна смущающих историй про него. Он прекрасно знает, что лучше мне не отказывать.
— Разве с родителями не наоборот? Истории не должны быть у него?
Стайлз хихикает.
— У него их полно. Я был рождён без капли стыда. Так что применять те самые истории довольно бесполезно.
Питер смеётся.
— Звучит проблематично.
— Есть немного.
— Я пьяным пытался пролезть в школьный бассейн.
Божечки.
— И это всё? Я таким лет в четырнадцать занимался. Скукота.
— Возможно. Расскажи мне о своих друзьях.
— Ловкая смена темы, мистер Хейл.
Питер закатывает глаза.
— Почти так же ловко, как ты недавно.
Туше.
***
Питер пристально смотрит на своё вино и слушает, как Стайлз расхваливает своих друзей. Он гадает это снизилась его устойчивость к алкоголю, или это сам Стайлз опьяняет. Потому что он совершенно точно не планировал раскрывать один из темнейших и суровейших своих секретов.
Талия для всей семьи как открытая рана. Технически живая, но всё равно что мертвая, не даёт ране зарубцеваться, начать исцеление. Для детей от мёртвой матери было бы больше пользы. Они могли бы начать скорбеть. Они могли бы отпустить.
Но Питер уже стоял у могилы Пола, с Лорой и Дереком, цепляющимися за него, как за последнюю надежду. У него живот скручивает от мысли об отключении Талии от системы жизнеобеспечения, от перспективы ещё одних похорон, уже по его вине.
И, конечно же, остаётся отчаянная надежда, что Талия может сделать невозможное и, вопреки всем прогнозами, очнуться.
Это ничего не исправит. Её травмы слишком серьёзны, чтобы всё когда-либо стало по прежнему. И никто не может предсказать какие повреждения получил её мозг от нехватки кислорода, но она бы была жива. Здесь. Что-то большее, чем безвольное тело, за которое дети цепляются.
Эта дилемма полгода не давала Питеру спать по ночам и он никогда, ни разу, не говорил об этом. Ни с Кили, ни с Эннисом, ни с кем-то из друзей, которые держались рядом в начале.
Но Стайлз счастливо болтает о книгах и авторах и у Питера раскрывается рот и правда выходит наружу.
Это не нормально. Питер чёртов Хейл так себя не ведёт. Он делает ещё глоток вина и проверяет себя на головокружение, слабость в руках, потеплевшие щёки.
Ничего.
Значит это Стайлз. Стайлз с его пошло-счастливыми улыбками, открытый и дающий, болтающий ни о чём и обо всём, дерзкий и понимающий. Принимающий. Он легко справляется с молчаливостью Дерека, потребностью во внимании Лоры и резкими ремарками Питера.
Он не осуждает.
Питер сомневается, что Стайлз знает как.
Он всё ещё рассказывает о друге, который работает на Филдсовскую медаль и другом, который занимается татуировкой и скоро обзаведётся ребенком /ну тут о Лидии и Эрике соответственно, но бесполый анг… Поэтому мужской род от слова друг/. Есть ещё один, который работает в службе защиты детей, ветеринар, переводчик, графический дизайнер, плотник. Пары, одинокие, друг-гей, много натуралов, женщины, мужчины, синие воротнички, белые воротнички и всё, что между.
Кажется Стайлз совсем не умеет осуждать.
И Питер, Боже помоги, обожает его за это.
Он снова прислушивается к Стайлза как раз к кульминации его истории об их со Скоттом приключениях в школьные дни.
— Скотт это который встречался с Эллисон? — он спрашивает, пытаясь показать, что слушал последние пять минут, а не потерялся в собственной голове. Он моргает, осознавая, что снова залип на одной из татуировок Стайлза: зелёная нить вокруг правого запястья. Она так идеально сделана, так хорошо лежат тени, что Питер подумал, что эта настоящая нить, когда увидел её в первый раз. Это его друг-художник нарисовал? Контраст с простым серым луком с зубчатой стрелой, расположившимися у него в изгибе локтя, под закатанным рукавом ужасающий рубашки, очень резкий.
— Хм?
— Ты говорил, что твоя подруга Эллисон перешла к тебе по наследству от лучшего друга. Когда исправлял мои ошибочные предположения о том, что вы двое встречаетесь.
Стайлз шокировано моргает.
— Ой, точно. Не парься, многие так ошибаются. Мне нужно заставить её перестать называть меня жёнушкой на публике. И ага, Скотт и Элли встречались в старшей школе. И потом она встречалась с Айзеком какое-то время и затем опять со Скоттом и это было странно, потому что они оба жили у меня в то время. Мне приходилось ставить будильник пораньше, чтобы встать первым и посмотреть из чьей комнаты она выходит. Другого способа следить за этим беспорядком просто не было. Мне кажется в какой-то момент они устроили тройничок, но я ещё не успел напоить кого-то из них достаточно сильно для признания. Возможно я никогда не узнаю. А потом у Скотта появилась Кира и он съехал. Эллисон забрала его комнату, а Айзек вскоре уезжает и внезапно Элли отказывается от парней. И вот мы с ней превращаемся в старых дев вместе.
Питер не понимает почему. Люди должны драться за внимание Стайлза. Несмотря на собственные ошибочные суждения Питер прекрасно осознаёт, что Стайлз не такой идеальный, каким кажется. Что он полон закидонов и странных привычек, и он скорее невзлюбил бы большинство людей из-за этого. Но Стайлз кажется только более очаровательным.
— Он всё ещё дружат?
— Айзек, Скотт и Элли? Ага. В смысле, если бы бывшие не могли оставаться друзьями, то наша группа была бы обречена. Эрика походя встречалась с Айзеком. Я встречался с Лидией и мне кажется Элли и Джексон — бывший Лидии — встречались какое-то время. Скотт и Лидия точно разок переспали, когда нам было по шестнадцать. Спасает, что всем хватало мозгов остановится до того, как начинали ненавидеть. И у нас всех… У нас маленькие семьи.
Он облизывает губы, заставляя чёртово кольцо мелькнуть на свету.
— Почти у всех нас только один родитель, вечно занятый на работе и с проблемами с алкоголем. У некоторых родителям было плевать, или они были откровенными мудаками. Так что мы держались вместе, знаешь?
Похоже на то, учитывая, что группа друзей перебралась на другой конец штата, чтобы оставаться вместе, даже те, кто не поступил в колледж.
— Мне кажется, у вас всех замечательная семья, — говорит Питер, даже если звучит ужасно банально и глупо.
Это того стоило, судя по тому, как сияет лицо Стайлза.
— Знаешь, я никогда так об этом не думал. Но семья ведь не ограничивается кровью, верно?
Питер не уверен как именно, но он спалился, судя по тому как яркая улыбка Стайлза превращается в ухмылку до ушей.
— Ты явно уловил отсылку, не так ли?
— Понятия не имею о чём ты говоришь.
— Ага-ага, — полнейшее неверие, — И так. Команда Дина или команда Сэма?
Настал черёд Питера ухмыляться. Он растягивает губы так, чтобы все зубы были на виду.
— Глупый мальчишка, — ворчит он, — команда Кроули. Очевидно.
Стайлз хихикает и фыркает в свой стакан колы.
— Очевидно, — повторяет, как только снова может дышать, — точно.
Между ними повисает молчание, лёгкое и комфортное и да, Стайлз — наркотик. И явно не только для детей. Дело даже не в том, что Питер хочет с ним переспать. Он просто хочет говорить с ним, смотреть как он возиться с детьми, дарит им маленькие и сделанные с любовью подарки. Относится к ним с добротой.
Шесть месяцев назад у Питера были друзья. Люди с которыми он проводил время, для которых готовил, иногда посещал мероприятия. Все они были похожи на него: около тридцати, женаты на своей работе, умны и смертоносно остры на язык.
И все они начали отдаляться, когда он вернулся месяц спустя с тремя детьми. Он не думает, что они сделали это специально. Подгузники, слюнявчики и домашние задания просто так же далеки от их зоны комфорта, как и от его. Только в отличии от него у них была возможность сбежать. Питер не может винить их за то, что они ей воспользовались.
Только Кали и Эннис по настоящему остались с ним. Джулия звонит изредка. Но даже они понятия не имеют как общаться с детьми. А Стайлз просто посмотрел на Питера, затем посмотрел на детей и даже не задумался.
Так что Питер сильно, очень сильно не хочется, чтобы этот вечер заканчивался. Не хочет, чтобы этот благодарственный ужин заканчивался, а вместе с ним и всё остальное.
— Ты бы хотел одолжить одну из книг, Стайлз?
Стайлз одаривает его ошарашенным взглядом.
— Ты мне позволишь? Это не же просто книги из перехода.
— Я уверен, ты умеешь обращаться с книгами.
Он намеренно заставляет фразу звучать пошло, чтобы ещё раз насладиться кривой ухмылкой.
— Это я умею, — он бросает взгляд на открытую коробку и на полки. — Если ты серьёзно, то я бы с удовольствием одолжил “Дракулу”. Моя копия осталась дома у отца, а читать с читалки совсем не то.
— Как пожелаешь, — говорит Питер. Потому что когда он закончит с книгой, ему придётся её вернуть. Это жалкая уловка, но его дни продуманных и тонких соблазнений скорее всего окончены. И Стайлз кажется человеком, который ценит простые жесты куда больше, чем подарки за триста долларов.
***
В воскресенье его будит шквал сообщений на телефоне. В первом же он читает: новое женское прочтение Дракулы. Люси против Минны. Обсуждаем.
Он улыбается всю дорогу до кухни, где Лора и Дерек уже устроили драку мукой, потому что он не проснулся к завтраку. И он не перестаёт улыбаться даже когда дорогой племянник заряжает ему прямо в центр лба.
___________
* poignant — мучительный, острый, резкий, горький, пронизывающий. Я не читала Франкенштейна и могу только угадывать, что именно имеет в виду автор… Острый — самый нейтральный выбор, кмк